— Но какой ценой? — раздался голос из зала. — Или вы не поняли? В этом-то и весь смысл. Баруда утверждает, что наши первые телепередачи просто извещают их: настало время разделаться с нами, а Послание является средством для этого. Карательные экспедиции требуют расходов, Послание много дешевле.
Элли не разобрала, кто перебил Деви. Кажется, кто-то из британской делегации. Голос не был усилен микрофоном, председатели не поощряли невыдержанности. Но акустика в конференц-зале была достаточно хорошей, и слова разобрали все. Сидевший на председательском месте дер Хиир пытался соблюдать порядок. Абухимов наклонился вперед и что-то шепнул помощнику.
— Вы считаете, что строить Машину опасно, — ответила Сукхавати, — а я считаю, опасно не строить ее. Мне будет стыдно за нашу планету, если мы отвернемся от грядущего. Ваши предки, — она ткнула пальцем в сторону возражавшего, — не были столь застенчивы, отправляясь под парусами в Индию или Америку.
Нынешнее заседание обещает сюрпризы, подумала Элли, впрочем, едва ли следует брать в пример Клайва или Рэли[26] в решении подобных вопросов.
Нынешнее заседание обещает сюрпризы, подумала Элли, впрочем, едва ли следует брать в пример Клайва или Рэли[26] в решении подобных вопросов. Быть может, в устах Сукхавати это была всего лишь колкость, обращенная к британцам, укор за былые колониальные угнетения. На пульте Элли вспыхнула зеленая лампочка, означавшая, что ее микрофон включен.
— Господин председатель, — официальным тоном обратилась она к дер Хииру, которого только мельком видела в течение нескольких дней. Они договорились провести завтра вместе вторую половину дня, воспользовавшись перерывом в заседаниях, и поэтому ход дискуссии ее беспокоил. Ах, не то, думала она.
— Господин председатель, мне кажется, мы можем уже сейчас пролить некоторый свет на оба варианта — и троянского коня и «машины Судного дня». Я предполагала обсудить их завтра утром, но сейчас это, по-видимому, более уместно. — Элли набрала на пульте номера нескольких слайдов. В большом зале с зеркальными стенами погас свет.
— Мы с доктором Луначарским убеждены, что перед нами различные проекции одной и той же трехмерной конструкции. Вчера мы показали ее во вращении, воспользовавшись компьютерным моделированием. Мы считаем, хотя полной уверенности в этом нет, что перед нами внутреннее помещение Машины, Пока еще не ясен масштаб изображения — может быть, это километры, может быть, нечто микроскопическое. Но прошу вас обратить внимание на эти пять объектов, равномерно расположенных по периферии главной части «интерьера» додекаэдра. Вот один из них. Только эти пять предметов имеют земной аналог. Перед нами обычное кресло, превосходно подходящее для человека. Едва ли возможно, чтобы существа чужого мира, эволюционировавшие в совершенно иных условиях, напоминали нас в такой степени, чтобы разделять наши вкусы относительно меблировки жилых помещений. Посмотрите внимательнее. Еще девочкой я видела такие кресла в кладовой у матери.
И в самом деле, не хватало только чехла в цветочках. Элли ощутила легкое чувство вины — в последний раз она звонила матери еще до отправления в Европу, а если совсем честно — вспомнила про нее лишь один или два раза после того, как «Аргус» начал принимать Послание. Элли, Элли, и как ты можешь, корила она себя.
На экране вновь показалась вычерченная компьютером диаграмма. Пятилучевая симметрия додекаэдра обусловливала наличие пяти внутренних кресел, каждое из которых было обращено к пятиугольной поверхности.
— Так вот, мы, то есть я и доктор Луначарский, убеждены — пять кресел предназначены для нас, для людей. А это значит, что поперечник внутреннего помещения Машины не превышает нескольких метров, а внешний размер — десяти, самое большее двадцати метров. Конечно, создать такую Машину невероятно сложно, но все-таки отрадно, что речь идет не о сооружении размером с город и не столь сложном, как авианосец. Что бы ни представляла собой Машина, объединенными усилиями человечество справится с ее постройкой. Я просто хочу вам сказать; что в бомбу не ставят кресел. На мой взгляд, это не «машина Судного дня» и не троянский конь. Я согласна с тем, что высказала или на что по крайней мере намекнула доктор Сукхавати: сама идея, что Машина может оказаться троянским конем, свидетельствует о том, какой путь нам еще предстоит преодолеть.
Выкрики последовали вновь. Но на этот раз дер Хиир не пытался игнорировать их и просто включил микрофон недовольного. Это был тот же самый делегат, что перебивал Сукхавати несколько минут назад, Филипп Биденбо из Соединенного Королевства, министр от лейбористской партии, член нестабильного коалиционного кабинета.
— …просто не понимают причину нашей озабоченности. Если бы эта Машина в буквальном смысле слова оказалась деревянным конем, мы бы не испытывали соблазна ввезти инопланетное устройство в городские ворота.
Все мы читали Гомера. Но давайте обвесим его попонами и покрывалами — и подозрения сразу исчезнут. Почему? Мы почувствуем, что нам льстят или подкупают нас. Да, нам обещают историческое приключение, сулят новые технологии. Даже намекают — с вами познакомятся… как бы это сказать… высшие существа. Но, невзирая на все милые фантазии радиоастрономов, я утверждаю — если существует даже крошечный шанс того, что Машина может оказаться средством уничтожения, ее не следует строить. Как уже предложил советский делегат, лучше сжечь ленты с данными и объявить создание радиотелескопов тяжким преступлением.
Собрание начинало терять благопристойный вид. Делегаты дюжинами просили слова, ожидая электронного разрешения с пульта. Негромкий шум постепенно превратился в гул, напомнивший Элли знакомый радиохаос в эфире. Консенсус явно не представлялся возможным, и сопредседатели не могли унять возбужденных делегатов.