Много минут он смотрел на нее.
Солнечное тепло нагревало облачную крышу.
Молодой человек протянул руку и тронул девочку за локоть, и отрясательница слов проснулась.
Протерла глаза и долго рассматривала его лицо, а потом заговорила.
— Это и правда ты?
Это с твоей щеки, думала она, я подняла семечко?
Человек кивнул.
Сердце его дрогнуло, и он крепче вцепился в ветки.
— Да, я.
ВДВОЕМ ОНИ сидели на вершине дерева. Ждали, когда рассеются облака, а лишь стоило тем расступиться, они увидели весь лес.
— Он растет, не переставая, — сказала девочка.
— Но и оно тоже. — И молодой человек посмотрел на ветку, державшую его за руку. Тут не поспоришь.
Когда они нагляделись и наговорились, стали спускаться. Одеяла и запасы еды они оставили на вершине.
Люди не верили своим глазам, а в тот момент, когда отрясательница слов и молодой человек ступили на землю, на дереве наконец, начали появляться зарубки топора. Синяки. Порезы в стволе, и земля вокруг задрожала.
— Оно падает! — закричала молодая женщина.
— Дерево падает! — Она была права. Дерево отрясательницы слов начало медленно крениться всем своим многокилометровым ростом. Земля засасывала его, и дерево стонало. Мир встряхнуло, а когда все успокоилось, дерево лежало посреди остального леса. Тот ни за что бы не пострадал, но по крайней мере в нем пролегла тропинка совершенно иного цвета.
Отрясательница слов и молодой человек забрались на горизонтальный ствол. Обходя ветви, они зашагали вперед. А оглянувшись, увидели, что большинство зевак начали расходиться по своим местам. Кто туда. Кто сюда. По всему лесу.
Но, шагая дальше, несколько раз они останавливались и прислушивались. Им казалось, что они слышат голоса и слова позади, на дереве отрясательницы слов.
Лизель долго сидела за кухонным столом, гадая, кем в том лесу и во всей этой истории был Макс Ванденбург. Свет вокруг нее укладывался. Лизель уснула. Мама отправила ее в постель, и девочка легла, прижимая к груди Максову книгу.
Через несколько часов, проснувшись, она получила ответ на свой вопрос.
— Ну конечно, — прошептала она. — Конечно, я знаю, где он там. — И она снова уснула.
Снилось ей то дерево.
КОЛЛЕКЦИЯ КОСТЮМОВ АНАРХИСТА
* * * ХИММЕЛЬ-ШТРАССЕ, 35, 24 ДЕКАБРЯ * * *
В отсутствие обоих отцов Штайнеры пригласили Розу и Труди Хуберман, а также Лизель к себе.
Придя, они застали Руди за объяснением своего костюма.
Он посмотрел на Лизель, и рот у него открылся еще шире, хоть и самую малость.
Дни перед Рождеством 1942 года выдались плотные и тяжелые от снега. Лизель много раз перечла «Отрясательницу слов»: и саму историю, и множество набросков и комментариев до и после. В сочельник она решилась насчет Руди. И плевать, что поздно.
Лизель пришла к соседям как раз перед самой темнотой и сказала Руди, что приготовила ему рождественский подарок.
Руди посмотрел на ее руки, потом на землю по бокам от ее ног.
— Ну и где же он, к черту?
— Ну и отстань.
Но Руди понял. Он видел Лизель такой и прежде. Шалые глаза и липкие пальцы. Ее окутывало дыхание воровства, и Руди чуял его.
— Ага, подарок, — заключил он. — Его у тебя еще нет, так?
— Нет.
— И ты не будешь его покупать.
— Конечно нет. Ты что, думаешь, у меня есть деньги? — Снег еще сыпал. На краю травы битым стеклом намерз лед. — У тебя есть ключ? — спросила Лизель.
— От чего? — Впрочем, Руди соображал недолго. Он ушел в дом и скоро вернулся. И сказал словами Виктора Хеммеля: — Пора за покупками.
Свет быстро таял; кроме церкви, все заведения на Мюнхен-штрассе закрылись на Рождество. Лизель шагала торопливо, чтобы попадать в ногу со своим голенастым соседом. Подошли к намеченной витрине. STEINER — SCHNEIDERMEISTER. На стекле застыл тонкий слой грязи и копоти, нанесенных за много недель. По ту сторону манекены замерли, как свидетели. Серьезные и нелепо франтоватые. Трудно отделаться от чувства, что они все видят.
Руди сунул руку в карман.
Был сочельник.
Его отец находился под Веной.
Руди казалось: отец был бы не против, если они проникнут в его драгоценную мастерскую. Этого требовали обстоятельства.
Дверь бегло отворилась, и они вошли. Первым побуждением Руди было щелкнуть выключателем, но электричество уже отключили.
— Свечка есть?
Руди переполошился:
— Я же ключ принес. И вообще, это ты придумала.
И вообще, это ты придумала.
Посреди этого спора Лизель споткнулась о какой-то бугор в полу. Следом за ней полетел манекен. Зацепился за ее руку и, навалившись на Лизель, распался на части внутри костюма.
— Сними с меня эту дрянь! — Четыре куска. Торс с головой, ноги и две отдельных руки. Избавившись от него, Лизель поднялась и просипела: — Езус, Мария.
Руди поднял манекеновую руку и похлопал ею Лизель по плечу. Девочка испуганно обернулась, а Руди дружески протянул ей ладонь.
— Приятно познакомиться.
Несколько минут они медленно продвигались по тесным тропинкам мастерской. Руди направился к прилавку. Споткнувшись о пустой ящик и растянувшись, взвизгнул и выругался, потом вернулся ко входу.
— Ерунду затеяли, — сказал он. — Подожди минутку. — Лизель сидела, сжимая манекенову руку, пока Руди не вернулся с зажженной церковной лампадой.
Его лицо замыкалось в кольце света.