— Это?! Я не могу вспомнить, как это называется! — прерывающимся голосом проговорила она.
— Да это не так уж важно, пойдемте дальше… — взяла ее под руку компаньонка.
— Нет?нет, ни в коем случае, не пытайтесь замять дело, важно каждое слово! Так и вертится на языке, ведь это, это самое обычное слово, не так ли? — упрямо не двигалась с места Наталия Димитриевич.
— Да, самое обычное слово — одуванчик. Может быть, вы хотите отдохнуть?
— Елена, а это слово, одуванчик, что оно означает? — Наталия смотрела пустым взглядом, и его пустоту ужасающе усугубляли стекла очков.
— В ее годы трудно вычленить какие?то отдельные симптомы… Сенильность, номинальная афазия, дислексия… Может быть, следовало бы показать ее специалисту, — посоветовал доктор Исидор Арсенов, протянув чью?то визитную карточку, украшенную множеством титулов, и тут же задремал, вероятно грезя о том, как он курит.
— Пусть она ест как можно больше продуктов, содержащих витамин Е, готовьте ей рыбу… — проснулся он и закашлялся, не в силах полностью расстаться с табаком.
— Ни в коем случае. Я никогда бы не согласилась на это. Да этот человек даже не знает, как меня зовут, — отвергла предложение госпожа Наталия, прочитав имя нового врача.
Рекомендацию относительно питания тоже не удалось провести в жизнь. Наталия Димитриевич забыла, что значит слово «рыба», и отказывалась попробовать хотя бы кусочек «этого вещества». В целом ее стол становился все более и более однообразным, число незнакомых и поэтому неприемлемых продуктов постоянно росло, она теперь отвергала все виды мяса, лук, зеленый горошек, сельдерей, и компаньонка задавала себе вопрос, что же будет, когда хозяйка забудет такие слова, как вода или воздух.
Однако произошло нечто еще более страшное. Именно в тот день, когда девушка узнала, что ее просьба о разрешении выехать за границу удовлетворена и что до окончательного отъезда остается только выполнить некоторые формальности и, разумеется, побывать в своем родном городе, чтобы попрощаться с родителями, да?да, именно в тот день, когда Елена, возвращаясь домой, решила сообщить старушке о своем решении, она застала ее в библиотеке, на полу, с распоротой подушкой, из которой ножом для разрезания бумаги она извлекала перо за пером, рассматривала их и откладывала в сторону…
— Когда?то я сказала в эту подушку что?то очень важное, а сейчас здесь ничего такого нет… — на миг она подняла заплаканные глаза и тут же вернулась к поискам.
Оказавшиеся на свободе, белые перышки опускались ей на голову. Парили по всей комнате. Там и сям. Там и сям…
13
Кратковременное улучшение стало лишь предвестником начала конца. С сентября по ноябрь чай они пили в основном молча, без прежних долгих разговоров, прислушиваясь к потрескиванию глазури на кобальтовом сервизе, украшенном золотыми созвездиями. В общей тишине старушка и девушка склонялись то к чашкам с блюдцами, то к молочнику со сливками, то к сахарнице, следя за ударами пульса фарфора.
— Не кажется ли вам, что удары в моей чашке… раздаются гораздо реже? — озабоченно сравнивала Наталия, говорила она теперь совсем мало, самое большее пару фраз, и только после того, как их хорошо обдумает и убедится, что слов ей хватает и она сможет достойно выразить то, что собиралась сказать.
— Этого не может быть, эмаль созревает одновременно, ют, послушайте сами… — разуверяла ее Елена, несмотря на то что и сама замечала разницу, как бы ни старалась всякий раз по?другому расставить на столе предметы для чаепития.
— Правда? — прояснялось тогда лицо старой дамы. — Ах, майсенская работа… Тысячу девятьсот десятый год… Но это все ерунда по сравнению с тем, как живо он потрескивал тогда… Когда фарфор был молодым.
— Ведь это вы просто меня утешаете, — добавляла она после некоторых размышлений. — Настолько?то я еще слышу… Еле?еле бьется… Обещайте мне, прошу вас, одно — вы не позволите мне умереть здесь в одиночестве…
— Я всегда буду с вами, — сказала компаньонка, хотя срок окончательного оформления документов в посольстве другой страны неумолимо истекал, и это было чревато опасностью, что всю процедуру, связанную с отъездом, придется начинать сначала.
— Настолько?то я еще слышу… Еле?еле бьется… Обещайте мне, прошу вас, одно — вы не позволите мне умереть здесь в одиночестве…
— Я всегда буду с вами, — сказала компаньонка, хотя срок окончательного оформления документов в посольстве другой страны неумолимо истекал, и это было чревато опасностью, что всю процедуру, связанную с отъездом, придется начинать сначала.
В понедельник вечером, 20 ноября, вернувшись из Национальной библиотеки, Елена застала хозяйку за торопливыми сборами багажа, достойного трансатлантического плаванья. Туалеты для дневных и вечерних выходов, теплые вещи, обувь, ночные рубашки, чепцы для сна, носовые платки, щетки для волос и щеточки для бровей, маникюрный набор, флаконы с ароматическими водами, альбомы с фотографиями, яблоки на тот случай, если они почувствуют жажду…
Не успела Елена снять мокрую шляпку колоколом, как Наталия Димитриевич проговорила умоляющим тоном:
— Пора в дорогу… Помогите мне, чтобы я не опоздала, пока я еще хоть на что?то гожусь… Еще несколько дней, потом я не стану вас задерживать… Только пока я не устроюсь там… А потом идите… Идите своей дорогой…