12
Первые признаки болезни госпожи Наталии стали появляться в начале лета. В тот день сирень уступила место розам, а старая дама начала сновать по квартире, словно ища что?то особенное. Она осматривала комнату за комнатой, поднималась по лесенкам в библиотеке, сгибалась в три погибели, чтобы заглянуть под кровать и канапе, приподнимала ковры и скатерти, открывала шкафы, выдвигала ящики комодов, выворачивала карманы и вытряхивала содержимое коробок для шитья, перебирала украшения и старые письма, всматривалась в углы, вздыхала и ломала пальцы. Елена взволнованно следовала за хозяйкой, ей еще не доводилось видеть ее такой, и она не знала, что сказать. Это продолжалось до того момента, пока Наталия Димитриевич не рухнула в плетеное кресло, беспомощно простонав:
— Не хватает одного воспоминания!
— Жалко, конечно… — неловко выразилась девушка.
Однако госпожа Наталия оставалась безутешной. Она непрерывно и монотонно причитала:
— Не хватает одного воспоминания… Не хватает одного воспоминания о моем отце… Как я могла, господи, как я могла его куда?то засунуть… Почему я оказалась такой невнимательной, почему я не могу вспомнить, как называлась книга, которую он читал, перед тем как исчезнуть… Никак не могу вспомнить, если бы я только знала, что было написано на обложке… Я как раз собиралась рассказать вам об этом недавно, на праздник, да как?то не получилось… Все эти десятки лет я знала, а теперь…
С потерей она смирилась, по крайней мере внешне, лишь спустя несколько дней, но вся эта история осталась именно тем, чем она и была, — предвестницей болезни, которая, как стало очевидно, продолжала развиваться.
К концу того месяца старая дама черту за чертой забыла лицо своей матери. Фотографии не помогали.
— Это всего лишь картинка, моя мать была красивее, гораздо красивее… — отворачивалась она от десятка альбомов, которые компаньонка разложила на обеденном столе.
Вскоре после этого исчезли воспоминания о почти девяти связанных друг с другом годах. Точнее, о периоде с февраля 1981?го до декабря 1989 года. Госпоже Наталии Димитриевич не удавалось вытащить из этой многолетней пропасти ни одного, пусть даже туманного дня. Пропало все, пропало так, словно ничего и не было, напрасно Елена с точностью часовщика перечисляла события, о которых Наталия еще недавно рассказывала ей во всех подробностях:
— Семнадцатого апреля тысячу девятьсот восемьдесят четвертого, в пять часов вечера, как вы мне говорили, вас навестил профессор Добривой Тиосавлевич, в то время еще только доцент философского факультета, ваш бывший ученик чтения… Вы по этому случаю приготовили чай и бисквиты с лимонной цедрой, от рюмочки вишневой наливки господин Тиосавлевич отказался… По вашим словам, вы разговаривали о книгах, которые были изъяты у вас после войны, он попросил, чтобы вы точно сообщили ему, какие именно каждое название, особенно его заинтересовали тридцать экземпляров одной из них, а именно «Мое наследство», автор Анастас С. Браница… Профессор время от времени тер глаза и повторял: «Занятно! А вы уверены?! Я все самым внимательным образом прочитал, эта часть мне неизвестна! Нельзя ли мне еще ненадолго оставить у себя тот экземпляр, который вы дали мне на время, ведь если я не ошибаюсь, у вас осталось еще два?» И с вашего разрешения он выкурил трубку табака с запахом ванили…
— Возможно, Елена Возможно. Не сомневаюсь, что именно так все и было. Но не надо подсовывать мне ваши воспоминания вместо моих, — тут старая дама обиженно отмахнулась от нее и больше не сказала ни слова.
В другой раз Наталия подарила девушке льняное дорожное платье. Этот предмет одежды, сидевший на Елене просто безукоризненно, потерял для старой дамы всякий смысл после того, как она забыла, в каких обстоятельствах она его надевала. И так далее, и так далее. Количество пустот росло, прошедшее время походило теперь на партитуру, из которой то там, то тут чья?то безжалостная рука вырвала отдельные листы, поэтому мелодия, едва успев начаться, тут же резко обрывалась.
— Здесь вряд ли чем?то поможешь, — сообщил Елене свое мнение семейный врач, заспанный доктор Исидор Арсенов, после беседы с пациенткой и ее компаньонкой. — Детка, ваша обязанность теперь состоит в том, чтобы делать для нее то, что она захочет, читать вместе книги, кто знает, может быть, это приостановит дальнейший распад, ведь любая книга — это своего рода «нота бене», то есть заметка в памяти, которая служит планированию и организации жизни.
Так она и поступила. Теперь девушка и госпожа Наталия Димитриевич читали гораздо больше, чем раньше. Сейчас на этом настаивала уже компаньонка, подавляя тошноту, которую вызывал в ней родной язык, и заставляя себя делать вид, что ее интересует то или иное название, отыскивая разные предлоги для того, чтобы подольше задержаться на тех или иных страницах. Сначала старая дама так же, как и раньше, с радостью хваталась за каждую возможность пополнить свое исчезающее существование, но болезнь утраты памяти неумолимо внедрялась и в ткань языка… Однажды, во время какого?то легкого чтения, когда они решили просто прогуляться, госпожа Наталия вдруг остановилась и показала пальцем на одуванчик.