До рассвета оставалось еще несколько часов, когда он вновь вернулся на холм и увидел четверых друзей, ожидавших его там. Поднявшись до самых развалин, он спешился, и четыре фигуры вновь выступили ему навстречу из тени. На какой-то миг он даже всерьез поверил, что перед ним потусторонние призраки, но тут же отогнал эту мрачную мысль и ясным голосом провозгласил:
— Граф Брасс, одна вещь тревожит меня. Доблестный рыцарь склонил к нему свое смуглое лицо.
— Что именно?
— Когда мы с вами расстались в первый раз, я сказал, что Империя Мрака уничтожена, вы же возразили мне, что это не так. Ваши слова меня настолько заинтриговали, что я бросился за вами в погоню, оступился и угодил в трясину. Но что вы хотели этим сказать? Известно ли вам нечто такое, о чем вы мне не поведали?
— Я сказал лишь чистую правду. Империя Мрака растет, и границы ее расширяются.
Прозревший Хоукмун разразился смехом.
— А в каком же году состоялась эта битва в Туркии, о которой вы упоминали?
— Ну разумеется, в этом. В шестьдесят седьмом году Быка.
— Ошибаетесь, — возразил Ноблио. — Сейчас восемьдесят первый год Крысы…
— Восемьдесят второй год Лягушки! — воскликнул д’Аверк.
— Нет, семьдесят пятый год Козы, — стоял на своем Оладан.
— Вы ошибаетесь все четверо, — заключил Хоукмун. — Сейчас, когда все мы встретились здесь на вершине холма, идет восемьдесят девятый год Крысы. Следовательно, для всех для вас Империя Мрака еще существует, и даже не достигла своего расцвета.
Но для меня она уже обратилась в прах… И именно мы впятером послужили ее падению. Теперь вы понимаете, почему я заподозрил, что вся эта история лишь некий коварный план мщения со стороны Империи Мрака. Может статься, один из их ученых колдунов сумел проникнуть в будущее и увидел, чего мы достигнем, либо другой колдун той же породы ухитрился избегнуть наказания, обрушившегося на повелителей звериных орденов. А теперь он пытается рассчитаться с нами за все, ведь прошло уже шесть лет, с тех пор как все мы верно служили Рунному Посоху в борьбе против Империи Мрака. Миссия наша увенчалась успехом, однако четверо погибли… Вы четверо. И если не считать призрачный народ Сориандума, который мало интересуется делами людей, никто, кроме колдунов Империи Мрака, не способен управлять временем.
— Я нередко размышлял о том, что хотел бы знать побольше о своей смерти, промолвил граф Брасс, — но теперь я в этом отнюдь не уверен.
— До сих пор нам приходится верить вам на слово, друг Хоукмун, — заметил д’Аверк, — и многое мне кажется загадочным. Помимо всего прочего, если события эти ждут нас в будущем, то почему же мы не вспомнили позднее, как встретились с вами, когда это произошло в действительности?
Вопросительно подняв брови, он принялся кашлять, прикрывая рот платком.
— Я уже поделился своей теорией относительно этого кажущегося парадокса, с улыбкой заметил Ноблио. — Время совсем не обязательно должно быть линейным. Это наш мозг воспринимает его таким образом. Однако вполне возможно, что течение времени куда более извилисто. — Да, да, — прервал его Оладан. — У вас поразительный дар, мой милый Ноблио, еще больше запутывать меня своими объяснениями.
— Достаточно будет сказать, что время, возможно, не таково, как нам кажется, — произнес граф Брасс. — И тому у нас есть доказательства, а не только утверждения герцога Дориана-. Всех нас вырвали из разных лет нашей жизни, чтобы собрать в этом месте. Будь то прошлое или будущее, ясно, что это совсем иное время, чем то, которое мы оставили позади, а это подтверждает правоту герцога Дориана и противоречит утверждениям пирамиды.
— Эта логика мне по душе, граф Брасс, — одобрил Ноблио. — И я с ней вполне согласен. Так что я готов соединить свою судьбу с судьбой герцога Дориана. К тому же даже если бы я и впрямь собирался убить его, не представляю, каким образом сумел бы этого достичь, ибо отнимать жизнь у другого живого существа противоречит моим глубочайшим убеждениям.
— Ладно, если вы оба согласны, — зевнул д’Аверк, — то и я, пожалуй, присоединюсь к вам. Рассудительность никогда не входила в число моих достоинств. Напротив, куда чаще я действовал, полагаясь либо на интуицию, либо на эмоции, совершенно не заботясь о личном интересе. Все мои архитектурные проекты, весьма амбициозно задуманные, но скромно вознагражденные, имели своим заказчиком одного жалкого королька, которого вскорости свергли с престола. Преемник его отнюдь не оценил моих достоинств, а я, в свою очередь, не стеснялся его оскорблять. Будучи художником, я всегда выбирал меценатов, которые умирали прежде, чем успевали оплатить мою живопись. Именно поэтому я и сделался независимым дипломатом… Дабы побольше узнать о политике прежде, чем вернуться к своим прежним занятиям. Однако, похоже, жизнь меня мало чему научила…
— Возможно, потому, что вы предпочитали слушать голос своего сердца, мягко утешил его Оладан. — А теперь, господа, не пора ли нам отправляться на поиски пирамиды? — Он закинул за плечо свой лук. — В конце концов, мы ведь даже не знаем, сколько времени это у нас займет.
— Вы правы. С рассветом, вполне возможно, вы исчезнете у меня на глазах, предположил Хоукмун. — Хотел бы я знать, почему для меня дни сменяются как обычно, а вы пребываете в бесконечной тьме.