Это и есть конечное место сосредоточения кундалини шакти. Среди индийских мистиков, как и во многих традициях шаманизма, кундалини шакти считается опасной силой, с которой не стоит экспериментировать без постороннего надзора. Неопытному йогу может в прямом смысле снести голову. Чтобы направить ученика по нужному пути, необходим учитель, гуру, а в идеале и безопасное место для практик — ашрам. Говорят, что именно прикосновение гуру (в буквальном смысле — физическое, или более сверхъестественного толка, например, во сне) высвобождает связанную энергию кундалини из клубка в основании позвоночника и подталкивает ее к началу путешествия вверх, навстречу божественному.
Этот момент высвобождения называется шактипат — божественная инициация, — и это величайший подарок, который способен сделать просветленный мастер своему ученику. Ощутив прикосновение гуру, ученик может годами трудиться, чтобы достигнуть цели, однако начало пути положено. Энергия освобождена.
В моем случае шактипат имел место два года назад, когда я впервые познакомилась с гуру в Нью-Йорке. Это случилось во время двухдневного ритрита в ее ашраме, в горах Кэтскиллз. После встречи с гуру я не ощутила ничего особенного, хотя надеялась узреть ослепительное божественное присутствие, быть пораженной голубой молнией или увидеть будущее. Но мысленно сканируя тело на наличие каких-либо особых ощущений, почувствовала лишь легкий голод — как обычно. Помню, тогда я думала, что моя вера недостаточно крепка, чтобы когда-либо пережить нечто даже близкое к высвобождению кундалини шакти. Мне казалось, что я слишком образованна, что мне не хватает интуиции и мой духовный путь будет носить скорее интеллектуальный, чем мистический характер. Я буду молиться, читать книги, в моей голове будут возникать глубокие мысли, но воспарить к божественному медитативному блаженству, вроде описываемого святой Терезой, мне, увы, не дано. Но я не против. Я все равно люблю духовные практики. Только вот кундалини шакти не для меня.
Но на следующий день произошло кое-что интересное. Мы все еще раз собрались с гуру. Она провела медитацию, и в середине сеанса я уснула (а может, погрузилась в иное состояние), и мне приснился сон. Я была на берегу океана. На меня с неумолимой быстротой надвигались громадные страшные волны. Вдруг рядом со мной возник человек Это был учитель моей гуру — великий и харизматичный йог, которого я назову Свамиджи (Свамиджи на санскрите — «любимый монах»). Он умер в тысяча девятьсот восемьдесят втором году. Я знала его лишь по фотографиям в ашраме. Но, признаться, даже на фотографиях он всегда казался мне малость жутковатым, слишком могущественным — в нем было чересчур много огня. Я уже давно старалась не думать о Свамиджи и избегать его взгляда, проникающего в меня с фотографии. Он словно давил на меня. Не мой тип гуру, одним словом. Моя милая, добродушная, женственная наставница всегда нравилась мне больше, чем этот покойный (и от этого не менее свирепый) персонаж.
Но теперь Свамиджи возник в моем сне. Он стоял рядом на берегу океана во всем своем величии. Я была в ужасе. Тут Свамиджи показал на набегающую волну и сурово приказал: «Я хочу, чтобы ты нашла способ ее остановить». Я в панике достала блокнот и стала рисовать изобретения, которые помогли бы остановить атаку океанских волн. Я рисовала массивные дамбы, каналы и плотины. Но все мои схемы были глупы и бессмысленны. Я знала, что это мне не под силу (я же не инженер!), но чувствовала, что Свамиджи смотрит на меня нетерпеливо и осуждающе. Наконец я сдалась. Все мои изобретения оказались или бестолковыми, или хлипкими и неспособными удержать натиск волн.
И тут я услышала, что Свамиджи смеется. Этот коротышка-индиец в оранжевом монашеском одеянии буквально надрывался, сгибался пополам от смеха, утирал слезы с глаз.
— Ответь-ка, деточка, — сказал он, тыча пальцем в громадный, мощный, необъятный, бушующий океан, — скажи на милость: как ты собиралась остановить это?
47
Две ночи подряд мне снится, как к комнату вползает змея. Я читала, что это благоприятный духовный знак (и не только в восточных религиях: змеи являлись к святому Игнатию во время его мистических опытов). Но змеи все равно страшные и как живые. Я просыпаюсь в холодном поту. Мало того, стоит очнуться ото сна — как ум снова начинает надо мной издеваться, предательски вгоняя в панику, как в худшие времена тяжбы с разводом. Мысли то и дело возвращаются к моему неудавшемуся браку, вызывая в памяти связанные с тем периодом чувства стыда и злости.
Мысли то и дело возвращаются к моему неудавшемуся браку, вызывая в памяти связанные с тем периодом чувства стыда и злости. Хуже того, я снова прокручиваю в уме наш с Дэвидом роман. Мысленно спорю с ним, злюсь, страдаю от одиночества и припоминаю все до одного обидные слова, что он мне говорил. И никак не могу перестать думать о том, как счастливы мы были вместе, о наших лучших днях в блаженном забытьи. Приходится прилагать немало усилий, чтобы не выскочить из кровати среди ночи и не позвонить ему прямо из Индии и… даже не знаю… повесить трубку, что ли. Или умолять снова полюбить меня. Или зачитать беспощадный перечень его недостатков.