Я снова у нее в ресторане, поглощаю вкуснейший и питательный особый мультивитаминный ланч в надежде, что это избавит меня от похмелья и тревожных мыслей. Армения, наша подружка из Бразилии, тоже недавно заходила и выглядела как обычно: словно по пути сюда заглянула в салон красоты, а до этого провела выходные в спа. Малышка Тутти сидела на полу и рисовала домики, впрочем как всегда.
Вайан только что прослышала, что контракт на аренду помещения, где находится ее лавка, подлежит продлению в конце августа, то есть через три месяца. А это значит — ей поднимут ренту. И скорее всего, им с Тутти снова придется переезжать, так как остаться здесь будет не по карману. Но в банке у нее всего пятьдесят долларов, и куда переезжать — нет ни малейшего представления. Тутти снова придется бросить школу. По балинезийским меркам — совершенно негодная жизнь.
— Почему люди вечно страдают? — вопрошала Вайан. Она не плакала, всего лишь устало задавала простой вопрос, на который не было ответа. — Почему все должно повторяться снова и снова, без конца, без передышки? Сегодня ты работаешь не покладая рук, но завтра опять должна работать. Сегодня ты ешь, но на следующий день голодна опять. Находишь любовь — она уходит. Человек рождается ни с чем — у него нет ни часов, ни даже майки. Трудится, но умирает тоже ни с чем — ни часов тебе, ни майки! Сегодня ты молод, завтра — стар. И как бы усердно ни работал, старости нельзя избежать.
— А ты на Армению взгляни, — пошутила я. — Она-то не стареет.
— Это потому, что она — бразильянка!
Вайан, кажется, начала понимать, как устроен мир. Мы хором рассмеялись, но то был смех висельника, — в обстоятельствах жизни Вайан на данный момент не было ничего смешного. Факты говорят сами за себя: одинокая мать с ребенком, развитым не по годам; собственное дело, которое едва позволяет сводить концы с концами, угроза оказаться на улице без гроша в кармане. Куда ей идти? Очевидно, что не в дом бывшего мужа. А семья Вайан занимается выращиванием риса и живет в глухой деревне на грани нищеты. Если она отправится жить к ним, ее врачебной практике в городе конец — пациенты попросту не смогут ее найти.
Если она отправится жить к ним, ее врачебной практике в городе конец — пациенты попросту не смогут ее найти. И уж точно не стоит рассчитывать, что с деревенским образованием Тутти сможет поступить в ветеринарный колледж.
А потом я узнала еще кое-что. Помните двух робких девчушек, которых я заметила в первый день, когда те прятались в кухне? Выяснилось, что это сиротки, удочеренные Вайан. Обеих зовут Кетут (это чтобы внести еще большую путаницу в повествование), а мы называем их Кетут Большая и Кетут Маленькая. Несколько месяцев назад Вайан увидела их на рынке, голодных и просящих милостыню. Их бросила там женщина, словно сошедная со страниц романа Диккенса, — вероятно, их родственница, организовавшая мафию детей-попрошаек Каждое утро она высаживала осиротевших детей на различных рынках Бали, заставляя их клянчить деньги, а вечером сажала в фургон, забирала выручку и отвозила в какую-нибудь лачугу переночевать. Когда Вайан нашла Большую и Маленькую Кетут, те не ели несколько дней, кишели вшами и паразитами, — короче, полный набор. По расчетам Вайан, младшей должно быть около десяти лет, а старшей — тринадцать, но сами они не в состоянии назвать свой возраст и даже фамилию. (Маленькая Кетут знает лишь, что родилась в один год с «большим поросенком» в ее деревне, однако это не помогло нам установить точную дату.) Вайан взяла сироток к себе и стала заботиться о них так же нежно, как о своей Тутти. Все четверо спят на одном матрасе в единственной спальне за магазином.
Каким образом одинокая мать с Бали, которой грозит выселение, нашла в себе мужество принять в дом двух бездомных сирот? Этот поступок опрокинул все мои прежние представления об истинной глубине человеческого сострадания.
И мне захотелось им помочь.
Вот что это было. Та странная дрожь, что пробрала меня до костей после первой встречи с Вайан. Мне захотелось помочь этой одинокой матери, ее дочке и двум приемным сироткам. Выбить им теплое местечко в лучшей жизни. Просто тогда я еще не понимала, как это сделать. Но сегодня, когда мы с Вайан и Арменией обедали, по привычке то говоря друг другу комплименты, то подкалывая, я взглянула на Тутти и заметила, что та делает что-то странное. Она ходила по лавке кругами, держа на поднятых ладошках маленькую квадратную керамическую плитку ярко-голубого цвета и пела что-то вроде мантры. Я наблюдала за ней, желая узнать, что будет дальше. Тутти долго играла с плиточкой, подбрасывала ее в воздух, что-то нашептывала ей, пела, толкала перед собой, как игрушечную машинку. Наконец она уселась в тихом углу с закрытыми глазами и стала гудеть себе под нос, словно отгородившись от мира таинственной невидимой стеной.
Я спросила Вайан, что она делает. Та объяснила, что Тутти нашла плитку на стройке многозвездочного отеля в конце улицы и прикарманила ее. И с тех самых пор то и дело твердила: «Может, когда у нас однажды будет свой дом, пол в нем можно будет выложить вот такой красивой синей плиточкой?» Теперь, добавила Вайан, Тутти частенько усаживается на крошечный голубой квадратик и может сидеть так часами, закрыв глаза и притворяясь, будто находится в собственном домике.