Святая Тереза Авильская, самая мистическая из католических святых, описывала единение с Господом как физически осязаемое восхождение света по семи «обителям души», после чего человек оказывается лицом к лицу с Богом. Тереза Авильская впадала в медитативный транс такой глубины, что другие монахини не могли нащупать ее пульс. Она умоляла их никому не рассказывать о том, свидетелями чего они стали, так как это «экстраординарное явление, несомненно, породит обширные домыслы». (Не говоря уж о возможном вызове к инквизитору.) В мемуарах святая Тереза признавалась, что сложнее всего не потревожить интеллект во время медитации, ибо любые мысли, порожденные умом — даже будь то самые искренние молитвы, — погасят «огонь Божий». Стоит беспокойному уму начать «сочинять речи и выдумывать аргументы, особенно разумные, как у него сложится впечатление, будто он занят важной работой». Но если абстрагироваться от мыслей, объясняет Тереза, и вознестись навстречу Господу, то достигнешь состояния «восхитительного изумления, божественного безумия, в котором и обретается истинная мудрость». Сама того не зная, в своей автобиографии святая Тереза повторяет слова персидского поэта-суфия Хафиза, который спрашивает, почему мы все не превратились в одурманенных безумцев, коль скоро любовь Бога столь неистова. Святая Тереза пишет, что, если ее божественный опыт на самом деле сумасшествие, «молю тебя, Отец, пусть все сойдут с ума!»
Но дальше Тереза словно осекается. Читая ее книгу в наши дни, можно представить, как, очнувшись ог медитативного забытья, святая вспоминает, что находится в средневековой Испании с ее политическим климатом (а Тереза жила в период существования одной из самых жестоких религиозных тираний в истории), и рассудительно, покорно извиняется за свой экстаз.
Читая ее книгу в наши дни, можно представить, как, очнувшись ог медитативного забытья, святая вспоминает, что находится в средневековой Испании с ее политическим климатом (а Тереза жила в период существования одной из самых жестоких религиозных тираний в истории), и рассудительно, покорно извиняется за свой экстаз. Она так и пишет: «Прошу простить мою излишнюю дерзость». И добавляет, что не стоит прислушиваться к ее идиотскому лепету, так как она всего лишь женщина, червяк, презренный паразит и так далее. Так и представляешь, как она оправляет свое монашеское одеяние, приглаживает выбившуюся прядь, а божественная тайна горит внутри нее ярким невидимым огнем.
В индийской йогической традиции эта божественная тайна носит имя кундалини шакти. Ее изображают в виде змеи, которая лежит, свернувшись кольцом у основания позвоночника, до тех пор, пока прикосновение мастера или чудо не освободит ее, — и тогда она восходит по семи чакрам, или колесам (а можете назвать их семью обителями души), и, наконец, вырывается наружу через голову, и этот взрыв и есть единение с Богом. В йоге говорится, что чакры существуют не в грубом, физическом теле — там их искать нет смысла; это составляющие тонкого тела — оболочки, о которой говорят и буддийские учителя, призывающие учеников отделить свою новую сущность от физического тела по аналогии с тем, как воин вынимает меч из ножен. Мой друг Боб, помимо того что практикует йогу, еще и работает нейробиологом и признается, что его всегда очень волновала сама идея существования чакр, но он непременно хотел увидеть их в человеческом теле во время вскрытия, чтобы поверить в их реальность. Однако, пережив особенно интенсивный медитативный опыт, он стал смотреть на это иначе. Вот его слова: «Так же, как в языке существует буквальный и метафорический смысл, так и у человека есть буквальная анатомия, а есть метафорическая. Одна всегда на виду, другая скрыта. Одна состоит из костей, зубов, плоти; другая — из энергии, памяти, веры. Но обе существуют на равных».
Приятно, когда у науки и религии находится точка пересечения. Недавно я прочла статью в «Нью-Йорк таймс»: группа неврологов подключила тибетского монаха (по доброй воле) к экспериментальному прибору сканирования мозга. Им хотелось увидеть, что происходит внутри просветленного ума, — говоря научным языком, в моменты того самого просветления. В уме обычного думающего человека постоянно крутится штормовой вихрь мыслей и импульсов, отображаемых системой сканирования в виде желтых и красных вспышек Чем сильнее злость или страсти, обуревающие подопытного, тем ярче и отчетливее вспышки. Но, описывая состояние остановки ума во время медитации, мистики всех времен и культур сходились в одном: ощущение конечного единения с Богом возникает в виде голубого света, исходящего из макушки. В йогической традиции он носит имя голубой жемчужины, и каждый, кто ищет, стремится найти именно его. Естественно, тибетский монах, подключенный к системе во время медитации, сумел полностью успокоить свой ум — ни желтых, ни красных вспышек никто не увидел. Более того, вся нервная энергия монаха, постепенно скапливаясь, сконцентрировалась в центре головы — это было прекрасно видно на мониторе — и образовала маленький комочек прохладного голубого света. Голубую жемчужину. В точности, как ее описывали йоги испокон веку.