Дундур же, хоть более в имении и не работал, а попить да пожрать любил будь здоров. А чего ему ещё оставалось? Разве что за девками местными вовсю ухаживать да Ганса от нечего делать шпынять… Так и теперь: откушал он на славу, чего бог и Франц ему послали, выпил круженцию молока, кою барон снотворным, гад, подзаправил, да и пошёл себе отлёживать бока. На сеновал, вестимо, куда ж иначе…
А Франц с Гансом поблизости ошивались. И едва лишь Дун-дур заснул, споенный зельем маковым, да захрапел там на всю округу, как папашка с сынишкой переглянулись, злобно усмехнулись, и запалили шустро со всех концов своё имущество.
Быстро пожар там занялся. Ещё бы – доски ведь на сарае были сухие, да сеном просушенным сеновал был аж забит. Такое пламя вскоре там жахнуло, что всё аж затрещало!
Ну, тут люди дворовые пожар тушить набежали, а барон им: стоять!!! Пускай, кричит им, горит, чего уж тут тушить-то – не надо!
Так и сгорел сеновал до самого до тла, а Франц всё не уходил никуда. Желал он убедиться собственными глазами, что враг его погиб на этот раз полностью и окончательно. Приказал он пепел остывающий водою тогда поливать, чтобы до Дундуровых косточек побыстрее, значит, добраться. И вот бегают людишки по двору с вёдрами полными, на угли и пепел водицу льют… Дым вокруг стелется, чад…
И тут вдруг груда пепельная посередине разворашивается, и восстаёт оттуда, словно Феникс сказочный, ни кто иной как… Дундур потягивающийся! Был он чёрен весь от сажи и смахивал на чёрта какого-то, потому что одёжа на нём сгорела, и был он совершенно голый. Волосы же, странным образом, остались у него целые, и брови с ресницами тоже не погорели.
Как углядел его люд местный, так подняли они вой, ор и визг, после чего моментально оттуда они сбрызнули. Чёрта огненного, вестимо, испугалися. А Франц с Гансом рожами кисло сквасились и столбами стоять там остались.
–А-а-а! – широко зевнул несгораемый силач, а потом барону принялся пенять: Гляди-ка, господин Франц – сарай-то сгорел ко всем чертям! А где я буду теперь спать, а?
Переглянулись поджигатели неудачливые, оба синхронно икнули да, развернувшись, в дом пошли на ногах негнущихся. Такого фортеля от непонятного этого Слепня не ожидали они никак: он не только не тонул в воде, но, как оказалось, и в огне не горел, проклятый!
Тут уж Франц совсем уверенность потерял. Склонялся он уже к мнению о бегстве. Да только выручило его на сей раз коварство женское, изошедшее из уст жены его Эммы.
–Послушай-ка, Франц, – она ему сказала, – раз ты с этим отродьем не смог при помощи воды и огня управиться, то надо нам… его закопать! Из недр земли ведь ещё никто живым-то не выбирался, разве не так?
И поведала она муженьку один хитроумный планец.
Выслушал барон то, что жёнка ему наговорила и опять, значит, душою он воспарил. «Что ж, мысль дельная, – пришёл он к такому умозаключению, обмозговав всесторонне Эммино предложение, – а если и тут не получится у нас ни фига, то тогда уж точно в бега…»
Пригласил он лозоходца местного и поставил ему такую задачу: отыскать не жилу водную под землёю, а наоборот – место совсем безводное. Такое местечко нашлось невдалеке: на горушке, сразу же за имением. Поручил барон своим крестьянам колодец в том месте копать, а Дундура на подмогу не стал он звать, чтобы тот чего-либо снова не напортачил. И вот копали они, копали, сажён с шесть уже откопали, а воды всё не видать и не видать…
Повелел тогда барон копальщикам идти обедать, а после обеда, против своего обыкновения, дал им отдыху для переваривания съеденного. Дундур тоже конечно откушал вволю и выпил вдобавок кружак молока. А в то молоко Эмма подмешала зелье сонное маково.
–Пошли-ка со мною, – говорит ему барон, – немножко поработаешь.
–О, наконец-то! – радуется молодец, – А то я на твоей муйже чисто лодырем каким сделаюсь!
Приводит его Франц на ту горку безводную, даёт ему в руки лопату и велит вниз быстро спускаться, да начинать покапывать. Вот-вот, говорит, воде уже надлежит появиться… Ну, Дундур, зевая, по лестнице туда спускается, и только он копнул раза два, как начало его невыносимо просто смаривать. Прилёг он на землю, калачиком свернулся, да и заснул там сном непробудным.
–Ганс, скорее! – кричит барон сынку своему, подельнику, – тащи сюда солому, бездельник!
Приволок Гансик приготовленную заранее тачку с соломой, и они на спящего силача её покидали, чтобы он не проснулся случайно, когда землю на него станут бросать.
–Давай засыпай, – приказал Гансу Франц, едва они лестницу наружу подняли, – а я за работягами побежал!
Кинулся он в имение что было духу, устроил копальщикам энергичную побудку, и погнал их пинками колодезный шурф закапывать. Да ещё и ругался притом нецензурно, что, дескать, из него тут сделали дурня, что колодцы, мол, в таких местах не копают, и что окружающие – негодяи все сплошь и поголовно, а также отпетые подчистую мерзавцы…
Так и похоронил барон Франц силача Дундура заживо!
Ох, и веселье он тут устроил на злых своих радостях! Ох, и закатил он в экстазе пьянку! До самой полуночи подлый барон там кутил, и вусмерть чуть ли сам даже не упился. Под конец у него в глазах стало даже двоиться, и чёртики какие-то зелёные вокруг запрыгали…