— Что такое? — перепугался Богдан.
— Бутылку-то я оставил!
Богдан только расхохотался.
— Тебе смешно!
— Действительно, сдать же можно было, — сказал Богдан с серьезным видом. — Тридцать чохов зачем-то подарил принцессе…
— Да не в чохах дело, чурбан ты бесчувственный!
— Еще какой чувственный, — ответил Богдан, демонстративно помассировав ушибленное Багом место.
— Это же сувенир! Хоть что-то на память об этом вечере и о ней…
— Думаю, она тебе обязательно что-нибудь подарит, — сказал Богдан.
— Почем ты знаешь? — подозрительно покосился на него Баг.
— Мне так кажется, — ответил Богдан.
— Вечно тебе что-то кажется, — проворчал Баг и провернул ключ зажигания. Мотор с готовностью заурчал.
Обоим странно было даже вспомнить о том, что еще сутки назад они не знали друг друга.
Апартаменты Богдана Рухович Оуянцева-Сю,
25 день шестого месяца, отчий день,
ночь
До дому Богдан добрался уже в полуневменяемом состоянии. Баг, от усталости тоже осунувшийся, с проступившей антрацитово-черной щетиной и запавшими глазами, подвез его к стоянке воздухолетного вокзала, где Богдана мирно дожидался его мокрый снаружи и сухой внутри «хиус», оставленный здесь днем; и там они с напарником разъехались, уговорившись встретиться спозаранку завтра же, невзирая, увы, на отчий день. Бывают такие обстоятельства в жизни, бывают. Слава Богу, не так уж часто.
На последних крохах сил Богдан аккуратно, соблюдая все дорожно-транспортные уложения и стоически выполняя наставления дорожных знаков, по пустым ночным улицам доехал до дому, кое-как вскарабкался на свой этаж — и пал на руки жен.
Уже через полчаса он, накормленный, умытый и целомудренно, нетребовательно зацелованный, лежал на своем ложе в сладкой полудреме — несмотря ни на что, жаль было засыпать совсем, хотелось продлить миг глубокого, почти полного, но еще сознательного отдохновения. Так уютно было, так иначе, чем в распотрошенной мерзавцами ризнице, или в убогой квартирке Бибигуль, которую не покидает и, вероятно, никогда уже не покинет печаль… Впрочем, Бог милостив.
Сквозь дремоту Богдан слышал, как за плохо прикрытой дверью воркуют Фирузе и Жанна. «Как ты думаешь, это взять с собой?» — «Конечно! Сейчас так очень даже носят! Вот родишь, фигура немножко придет в норму — и вперед!» — «Возьму. Ох, бусы, бусы! Чуть не забыла! Это же Богдан подарил, когда еще только ухаживал за мной, это же талисман, я без них никуда!» — «Послушай, преждерожденная сестрица. Ты правду говоришь, что он не всегда так работает? Это же на износ! На нем же лица не было, когда вошел!» — «Нет, нет, не бойся. Бывает, конечно, всякое — но редко. Это уж так совпало, не гневайся…» — «Да я не гневаюсь, жалко просто. Ну и, конечно… да».
И чувствовалось при всем дружелюбии их, с каким удовольствием — наверное, сама не отдавая себе в том отчета, произносит Жанна вежливое обращение «преждерожденная сестрица», бессознательно напирая на «преждерожденная» — я, мол, моложе. Обязательно надо ощущать себя хоть в чем-то лучше того, кто рядом — пусть любящего тебя, пусть приятного и родного тебе самому, но ощущать такое надо обязательно, иначе и жизнь не жизнь… Все-таки варварка. Но, если вдуматься, в этом ничего по-настоящему плохого нет; забавно, конечно, но — ничего плохого. Пусть гордится — ведь это ей приятно.
Пока ничего плохого нет — то и нет ничего плохого.
И чувствовалось, с каким мудрым спокойствием и пониманием, лишь чуть-чуть усмехаясь про себя, отвечает ей в душе Фирузе: глупышка наша милая, это в твои двадцать три тебе разница в шесть лет кажется значительной…
«Хорошо…», — подумал Богдан и заснул окончательно.
Апартаменты Багатура Лобо,
25 день шестого месяца, отчий день,
ночь
Когда Баг вышел из лифта на своем этаже и, привычно бросив взгляд в сторону апартаментов сюцая Елюя, подошел к своей двери, он застал рядом с нею здоровенного рыжего кота.
Кот был вполне ухоженный и даже упитанный. С независимым выражением на морде он сидел у порога и равнодушно смотрел на Бага.
— Добрый вечер, драгоценноприбывший, — сказал ему Баг. — Слушаю тебя внимательно.
Кот ничего не ответил, а просто посмотрел на дверь, и снова перевел на Бага взгляд зеленых глаз.
Баг пожал плечами, достал ключ и открыл дверь. Кот ленивым прыжком преодолел багову ногу, которую тот выставил было, намереваясь закрыть пришельцу доступ в квартиру, и неторопливо двинулся вглубь.
— Э! — сказал ему Баг. — Милый, тут я живу, между прочим.
Похоже, кот откуда-то уже знал об этом — и отнюдь не был сим фактом обескуражен. Он сделал неторопливый круг по гостиной, обнюхивая мебель и подергивая хвостом, а потом беззвучно вознесся на стоявший подле окна диван и, немного потоптавшись там, улегся на подушке. Закрыл глаза.
— То есть, ты хочешь сказать… — начал было Баг, но кот, очевидно, даже не думал что-либо говорить.
Баг приблизился к наглому захватчику подушки и некоторое время размышлял, выкинуть ли его в окно, или всего лишь обратно, на лестницу. Кот развернул в его сторону одно ухо и ударил по подушке хвостом.
— Ясно! — Баг махнул на кота рукой, решив, что разберется с ним завтра. Сейчас на выяснение отношений даже с этим хвостатым у него просто не было сил. Ведь и Конфуций, призывая выпрямлять кривое посредством наложения на него прямого и отсечения всего, что осталось торчать, не упоминал, что при этом следует проявлять поспешность.