— Хм… А на самом деле зачем? Ничего же больше не пропало!
— Вот то-то и оно.
— Мудришь ты, еч минфа.
— Может, и мудрю… Что-то на душе не так. Вроде надо, будто гончая, хвост задрать и тявкать: вот он след, вот! А — нету того азарта. Сомнения.
— Гончие хвост не задирают.
— Ладно тебе…
— Тогда получается по твоей логике, что и на Бибигуль нас — тоже наводят?
— То-то и оно…
— Да что ты заладил: оно, оно! Ведь все сходится!
— Что сходится-то? Ох, ладно, давай по порядку. Разбрасываемся мы… Расскажи про Бибигуль.
— Чего еще рассказывать? Ясен пень, она. Личная жизнь не сложилась — стало быть, почти наверняка характер антиобщественный. Одиночество, материальное положение худое — стало быть, есть мотив. Возможность совершения — опять-таки у нее. Она была именно в том помещении, где хранился крест. Она оттуда ушла, и как вовремя. Она наверняка знала — во всяком случае, легко могла узнать — график козачьих обходов. Сын позвонил точно по времени — таких случайностей не бывает. Мальчик вряд ли замешан — но это и не обязательно, она могла ему просто велеть: позвони в такое-то время, а я тебе потом маньтоу со сладкой соей куплю. Никого же, кроме нее, из посторонних в ризнице в это время не было!
Сигарета, пока Баг говорил, у него погасла, и он сердито вышвырнул ее в приоткрытое окно повозки, в которое теперь вовсю летели мелкие брызги дождя, растрепанного ветровым стеклом цзипучэ. Странно, чем больше и чем неопровержимее он говорил, тем менее доказательной ему самому эта вереница доводов казалась. Наверное, дело было в том, как глядел на него Богдан.
— Согласен, — нехотя, уже без апломба добавил он. — Слишком уж лихо все сходится… Но ведь… — и тут до него дошло. Дело было не только во взгляде напарника. — Три Яньло… Мы же проверяли, кто когда ушел, исходя из того, что если человека не было в ризнице в момент ограбления, в час двадцать семь — значит, он непричастен. А на самом-то деле отключить сигнализацию можно было и раньше. После того, как Хаимская ушла в канцелярию, но до того, как ограбление произошло!
— Вот, — буркнул Богдан. — Ты сказал.
Они уже подъезжали. Баг кусал губы.
— Нет, — проговорил, сбавляя скорость. — Она.
Богдан тяжело вздохнул.
— Может быть, — сказал он.
Квартира Бибигуль Хаимской,
24 день шестого месяца, шестерица,
вечер
Хаимская была дома.
Квартира Бибигуль Хаимской,
24 день шестого месяца, шестерица,
вечер
Хаимская была дома. А вот сына ее им не довелось увидеть, ушел сын к другу новую видеофильму вместе смотреть — «Персиковый источник» называется, или как-то так… Наверняка на весь вечер.
Это без всякой утайки, равнодушно рассказала им Бибигуль — отнюдь не обрадованная их приходом, но отнесшаяся к нему фаталистически, бесконечно усталая, мертвенно печальная и заплаканная; а они чуть ли не брать ее пришли, чуть ли не подмышки ей брить… На душе у напарников скребли кошки.
А вот на фотографии они ее сына увидели. Большая, цветная, она висела в изголовье постели матери в ее спальне. Симпатичный мальчик. Улыбается. Футбольный мяч в руке.
Рядом с образом Богородицы.
Тлеющая лампада освещала и печально просветленное лицо матери Божией, и веселое, чуть конопатое лицо мальчишки.
И Багу показалось, что ему знакомо это мальчишеское лицо. Где-то он его видел. Или видел очень похожее…
Баг только головой тряхнул. Бред.
Баг с Богданом, сдержанно озираясь, разместились в скромной гостиной, разложили на столе бумаги, а также и Багов «Керулен», который тут же зашуршал жестким диском. Бибигуль покорно села напротив, даже не поднимая глаз на гостей незваных — она вообще ни на что не реагировала, равнодушно смотрела в пол.
— Гм… — сказал Баг. — Гм… Мы имеем к вам еще несколько вопросов.
— Извините за беспокойство, — добавил Богдан. Баг свирепо покосился на него. Богдан плотно стиснул губы и чуть кивнул напарнику.
— Я ведь все уже сказала, — мертвым голосом ответила Бибигуль. Чуть помолчала, а затем добавила все так же равнодушно, без вызова, просто сообщая о непреложном факте: — А чего не сказала, того и не скажу.
— Все же мы кое-что попытаемся прояснить дополнительно, — Баг оторвался от экрана «Керулена» и тяжело взглянул на несчастную мать-одиночку. — Есть всякие неясности.
— Спрашивайте, — прошелестела Бибигуль.
— Скажите, — Богдан старался говорить мягче, — вот вам в ночь ограбления звонил сын… А почему вдруг мальчик стал звонить вам среди ночи? Что-то случилось? Что?
— Это… это неважно.
— Как знать, как знать… — пробормотал Баг, приникнув к «Керулену» и ожесточенно стрекоча клавишами. — Позвольте нам судить, что важно и что — нет.
— Так все же, — бросив взгляд на Бага, подал голос Богдан, — согласитесь, чтобы звонить в такое время, нужны веские причины. Откройте их нам. Ручаемся, за пределы этих стен ваши слова не выйдут.
Ответом был прерывистый вздох.
Баг вдруг резко выпрямился. Богдан заметил, как у напарника победно сверкнули глаза. Пальцы его покинули клавиатуру — похоже, Баг нашел то, что искал. То, что хотел найти.
— Хаимская, не запирайтесь! Ваше положение и так очень сложное! — резко заявил Баг, поднимаясь из-за стола и буквально нависая над вконец подавленной женщиной. «Что он там нашел?» — с ужасом подумал Богдан.