Тем временем поток прибывших стал иссякать, но никого, хотя бы отдаленно похожего на имперского посланца, ни Баг, ни Богдан пока не заметили.
— Верен ли рейс? — поинтересовался Баг.
Богдан пожал плечами.
— Верен ли рейс? — поинтересовался Баг.
Богдан пожал плечами. Вопрос показался ему неуместным.
Некоторое время они еще постояли молча, с каждым мгновением нервничая все сильнее. Баг мучительно боролся с потребностью немедленно закурить и даже нашарил за пазухой пачку сигарет «Чжунхуа». Но сделать это в зале было бы ни с чем несообразно, а выйти на улицу, оставив напарника волноваться в одиночестве — казалось ему еще более несообразным. Баг оставил пачку в покое.
Когда бегучая дорожка, неутомимо и невозмутимо струившаяся из глубины перехода, совсем опустела, и толпа у врат растаяла, молчать и делать вид, что все нормально, стало окончательно невозможным.
— Может, драгоценный преждерожденный единочаятель Чжу по каким-то причинам государственного свойства соизволил отложить свой судьбоносный визит? — с некоторым сарказмом в голосе предположил Баг. — Может, у него в последний миг живот схватило?
— Бог весть, — молвил Богдан, извлекая из рукава трубку в намерении связаться с Мокием Ниловичем и переадресовать этот вопрос ему.
— Не преждерожденных ли Лобо и Оуянцева мы созерцаем? — внезапно промурлыкал нежный женский голос позади.
Баг и Богдан стремительно развернулись и остолбенели. Прямо перед ними стояла некая весьма молодая дама в изящном, драгоценного желтого шелка халате, с высокой прической, сколотой многочисленными нефритовыми шпильками; нежное лицо дамы было, пожалуй, чуть излишне миниатюрным и чуть излишне бледным: ярко-алые тонкие губы выделялись на нем завораживающе ярким пятном. Черные глаза под искусно вычерненными бровями смотрели прямо и независимо, слегка даже свысока, хотя была она ростом ниже Бага, — и в то же время с некоей смешинкой. Дама была вызывающе красива. «Все слышала», — подумал Баг. От неловкости он готов был сквозь землю провалиться.
Позади дамы стояло пять желтых шелковых халатов попроще.
Несомненно, эта была та самая то ли миллионерша, то ли знаменитый ученый, которая прошествовала вон из вокзального зала четверть часа назад. Свита ее уменьшилась, пожалуй, вдвое; вуаль, каждая ниточка которой была унизана розовыми жемчужинами, она подняла, а ее накидка свисала с почтительно согнутой руки одного из сопровождавших ее желтых халатов — но это, вне всякого сомнения, была именно она. Каждое движение, даже самое незначительное, каждая интонация хрустального голоса дамы свидетельствовали о ее принадлежности к высшей культурной аристократии Цветущей Средины.
Жуткое подозрение опалило Бага и Богдана почти одновременно.
Дама шелохнула полой расшитого драконами халата и произнесла уже с явной насмешкой:
— Драгоценные преждерожденные расстались со своими языками?
— Э-э… — подал признаки жизни Богдан.
— Говорите же!
— Да, мы и есть Лобо и Оуянцев, — пробормотал Баг, не зная, куда девать глаза; они, словно алчущие нектара, не вольные в себе пчелы неудержимо стремились к бело-алому цветку лица дамы. — Но извините нас великодушно, драгоценная преждерожденная… наш долг взывает к тому, чтобы встретить того, кого мы встречаем, а отвлекшись на прекрасную и, я уверен, весьма содержательную беседу с вами, как бы нам его не пропустить.
— Уже не пропустили, — улыбнулась дама. — Драгоценный преждерожденный единочаятель Чжу не отложил свой визит по причинам государственного свойства, как вы предположили, ибо именно таковые причины вынудили единочаятеля Чжу проделать поучительный, но, признаться, малоприятный долгий путь посредством воздухолетной машины.
Единочаятель Чжу — это я, принцесса Чжу Ли.
В сущности, внутренне уже готовые именно это и услышать, Богдан и Баг автоматически согнулись в глубоком поклоне.
«Да-а-а…. Какая женщина…», — подумал Баг.
«Так это женщина!», — подумал Богдан.
— Что же, драгоценные единочаятели, — принцесса Чжу медленно раскрыла веер. Блеснули на костяной рукоятке два крупных сапфира в окружении белых и черных жемчужин. — Теперь, когда вы наконец меня встретили, не соблаговолите ли вы сопроводить меня в мою резиденцию в Чжаодайсо? — И принцесса, взмахнув широкими до необозримости рукавами халата и обдав напарников тягучим ароматом сандала, повернулась к ним спиной.
Свитские в желтом, стоявшие до этого момента бесстрастными изваяниями, перед тем, как тоже развернуться, наконец позволили себе коротко глянуть на все еще травмированных напарников, как на полных идиотов, но внешне остались невозмутимы. Двое из них пошли впереди принцессы, готовые вежливо и тактично подвинуть чуть в сторонку любого, кого Небо сподобит оказаться на Высочайшем пути, а трое пристроились в качестве замыкающих, в паре шагов позади Бага и Богдана.
Те, ощущая себя хоть и немножко, да под конвоем, послушно потекли следом за принцессой — через зал прибытия, к выходу на улицу и на стоянку повозок. Головы их постепенно оттаивали после мгновенного замораживания, произведенного появлениям единочаятеля Чжу, и в них принялись вновь заводиться мысли. Покамест — две на двоих. В голове Богдана было: «Ну, я Раби Нилычу скажу пару ласковых слов о пресвятых угодниках! Что ж, он не знал, что ли?» А в голове Бага по-прежнему было то же, что и в первый момент, только в более откристаллизовавшемся виде: «Какая женщина!»