— Прекрасно! Сюда-то я и хотел попасть!
— Не понял.
— Что это за жидкость в кружках?
— Это? Пиво. Спасибо, Пузан. Да. Пиво. Ну… Пиво, в общем.
— А, этот столь характерный напиток. Как ты думаешь, маленькой золотой монетки хватит, чтобы заплатить за пиво? Я бы не хотел никого обидеть.
Монета уже наполовину высунулась из его кошелька.
— Аг-ха, — закашлялся Ринсвинд. — Я хочу сказать, нет, ты никого не обидишь.
— Хорошо. Значит, это притон. Ты имеешь в виду, что сюда частенько захаживают всякие герои и искатели приключений?
Ринсвинд поразмыслил над этим предположением.
— Да? — в конце концов выдавил он.
— Замечательно. Я хотел бы познакомиться с кем-нибудь из них.
Тут волшебнику пришло в голову разумное объяснение поведения чужеземца.
— А, — догадался он, — так ты приехал за наемниками?
— О нет. Я просто хочу познакомиться с этими людьми. Чтобы, вернувшись домой, я мог похвастаться этим.
«Знакомство с клиентами «Барабана» скорее будет означать, что ты вообще не вернешься домой, — мрачно подумал Ринсвинд. — Разве что ты живешь ниже по течению и твой труп случайно пронесет мимо».
— И откуда же ты родом? — поинтересовался Ринсвинд.
Тем временем Пузан тихонько ускользнул в одну из задних комнат. Хью с подозрением наблюдал за беседой из-за ближайшего столика.
— Ты когда-нибудь слышал о городе под названием Бес Пеларгик?
— Ну, я в Тробе пробыл очень недолго. Так, заглянул проездом…
— О, это не в Тробе. Я говорю на этом языке, потому что в наши порты заходит множество тробских кораблей.
Я говорю на этом языке, потому что в наши порты заходит множество тробских кораблей. Бес Пеларгик — это главный морской порт Агатовой империи.
— Боюсь, никогда о такой не слышал.
Двацветок приподнял брови.
— Правда? Она довольно-таки большая. До нее примерно неделя ходу от Коричневых островов. Плыви по вращению и вскоре наткнешься на нее. Эй, что с тобой?
Чужеземец торопливо обежал вокруг стола и вежливо постучал судорожно кашляющего волшебника по спине.
Противовесный континент!
* * *
За три улицы от трактира старик бросил в кислоту монету и осторожно покачал блюдце. Пузан с нетерпением взирал на происходящее — ему было не по себе в этой комнате, которая вся пропиталась вонючим дымом из чанов и булькающих реторт. Стены помещения были сплошь заставлены полками, на которых виднелись неясные очертания неведомых вещиц, наводящих на мысли о черепах и чучелах небывалых монстров.
— Ну? — требовательно спросил трактирщик.
— В таком деле торопиться нельзя, — брюзгливо отозвался старый алхимик. — Проверка времени требует. Ага!
Он подтолкнул блюдечко пальцем. Монету затянул водоворот зеленых красок. Понаблюдав за реакцией, алхимик проделал какие-то расчеты на обрывке пергамента.
— Исключительно интересно, — наконец заявил он.
— Она настоящая?
— Это зависит от того, что ты подразумеваешь под этим словом, — поджал губы старик. — Если ты хочешь узнать, равняется ли она, к примеру, пятидесяти долларам, то я тебе отвечу, что нет, не равняется.
— Так я и знал! — возопил трактирщик и ринулся к дверям.
— Видимо, я не совсем ясно выразился… — крикнул вслед алхимик.
Пузан сердито повернулся к нему.
— Что ты хочешь сказать?
— Видишь ли, за долгие годы наши деньги стали… разбавленными, что ли? В обычной монете золота содержится лишь четыре части, а остальные восемь частей составляют серебро, медь и так далее.
— Ну и что с того?
— Я сказал, что эта монета не такая, как наши. Это чистое золото.
После того как Пузан рысью выбежал из комнаты, алхимик некоторое время разглядывал потолок. Затем он достал крошечный клочок тонкого пергамента, разыскал в куче хлама на рабочем столе перо и написал очень короткую записку. После чего, подойдя к клеткам с белыми голубями, черными петухами и прочими подопытными экземплярами, он вытащил гладкую, лоснящуюся крысу, засунул свернутую записку в маленькую бутылочку, привязанную к задней ноге зверька, и выпустил животное на свободу.
Крыса ткнулась носом в пол и исчезла в норе у дальней стены.
Примерно в это же самое время одна гадалка, славящаяся никогда не сбывающимися предсказаниями и живущая на другом конце квартала, случайно заглянула в свою магическую чашу и испустила тихий вопль. Всего лишь за один час провидица продала все драгоценности, различные волшебные приспособления, большую часть одежды и прочие пожитки, которые нельзя было увезти на самой быстрой лошади, какую она только смогла достать. Тот факт, что немного погодя, когда дом рухнул в пламени, сама гадалка погибла под случайной лавиной в Морпоркских горах, доказывает, что у Смерти тоже есть чувство юмора.
Опять-таки примерно в то же время, когда почтовая крыса исчезла в лабиринте ходов под городом и, безошибочно следуя древнему инстинкту, заторопилась к своей цели, патриций Анк-Морпорка взял в руки письма, доставленные прилетевшим утром альбатросом, еще раз задумчиво посмотрел на верхнее из них и вызвал к себе главного шпиона.
А в «Порванном Барабане» Ринсвинд с раскрытым ртом внимал рассказу Двацветка.
— Так что я решил увидеть ваш город своими глазами, — повествовал маленький чужестранец. — На это ушли все сбережения, которые я накопил за восемь лет.
Но мое путешествие стоит каждого полурайну. Я хочу сказать, наконец-то я очутился здесь. В Анк-Морпорке. В двуедином городе, прославленном в песнях и сагах. На улицах, знававших поступь Хэрика Белого Клинка, Хруна-Варвара, Бравда из Пупземелья и Хорька… Знаешь, здесь все именно так, как я себе представлял.
Лицо Ринсвинда являло собой маску, изображавшую зачарованный ужас.