Его возмущала чванливость нынешнего поколения, ради которого поколение предыдущее шло на такие жертвы. Восемьсот тысяч арабов оказались изгнанными с собственных земель. Ему самому было девятнадцать, когда он сражался в рядах палестинского сопротивления, будучи одним, из полевых командиров. Но все оказалось напрасным. Сионисты взяли верх, арабы потерпели поражение, и палестинцы превратились в парий.
Но память продолжала жить.
Хаддад пытался забыть обо всем. Он и правда хотел этого. Совершенные им убийства отравили всю его последующую жизнь непрекращающимися угрызениями совести. Он перешел в христианство, но и это не помогло ему избавиться от боли. Перед его мысленным взором до сих пор стояли мертвые лица. Особенно одно из них. Лицо человека, который назвался Хранителем.
«Ты ведешь войну, в которой нет нужды, против врага, который введен в заблуждение».
В тот апрельский день 1948-го эти слова, словно тавро, оказались навечно выжженными в его памяти и преследовали его вплоть до сегодняшнего дня.
«Мы храним Знание. Из Библиотеки».
Эта фраза изменила течение всей его жизни.
Он шел по дому, рассматривая мраморные бюсты, резные украшения, фантастические орнаменты, загадочные надписи. Двигаясь навстречу идущим по раз и навсегда проложенному маршруту туристам, он вошел в просторную комнату, где академическая серьезность библиотеки была смешана с присущими только женщине изяществом и лукавством. Его взгляд был прикован к полкам, на которых когда-то, выстроившись в ряд, стояло собрание многовековой мудрости человечества. И — к картинам, с которых смотрели люди, которые некогда по своему усмотрению кроили историю.
Томас Бейнбридж был Приглашенным. Как и отец Хаддада. Однако Хранитель прибыл в Палестину на две недели позже, чем было надо, и в результате пуля из пистолета Хаддада заставила посланника умолкнуть навсегда.
Воспоминание об этом заставило его скривиться.
Ох уж эта юношеская импульсивность!
С тех пор миновало шестьдесят лет, и теперь он смотрел на мир глазами человека, обладающего гораздо большей терпимостью. Ах, если бы тогда, в сорок восьмом, он мог бы теми же глазами взглянуть на Хранителя!
Впрочем, наверное, это было невозможно.
Звание Приглашенного необходимо заслужить.
Но — каким образом?
Его взгляд обшаривал комнату.
Ответ находился где-то здесь.
13
Вашингтон, округ Колумбия, 5.45
Стефани глядела на Ларри Дейли, развалившегося в мягком кресле в кабинете Брента Грина. Помощник советника президента по национальной безопасности, как и обещал, приехал ровно через тридцать минут после звонка.
— А тут миленько! — проговорил он, обращаясь к Грину.
— Это мой дом.
— Ты всегда такой лаконичный?
— Слова, как и друзей, нужно выбирать с осторожностью.
Дружелюбную улыбку с лица Дейли словно стерли.
— Я не думал, что мы так скоро вцепимся друг другу в глотки.
Стефани напряглась.
— Ты, если мне не изменяет память, сам сказал, что эта встреча пойдет на пользу нам обоим.
Дейли впился ладонями в ручки кресла.
— Надеюсь, вы оба будете благоразумными.
— Это зависит от обстоятельств, — сказала она.
Дейли впился ладонями в ручки кресла.
— Надеюсь, вы оба будете благоразумными.
— Это зависит от обстоятельств, — сказала она.
Дейли провел ладонью по коротким светлым волосам. Весь его облик, выражающий мальчишескую искренность, был предназначен для того, чтобы обезоружить оппонента, поэтому Стефани велела себе не поддаваться на эти хитрости и оставаться максимально сосредоточенной.
— Насколько я понимаю, ты по-прежнему не хочешь сообщить нам об Александрийском Звене? — спросила она.
— Ты же не хочешь, чтобы я нарушил закон о национальной безопасности?
— С каких это пор нарушать законы стало для тебя проблемой?
— С сегодняшнего дня.
— И зачем же ты в таком случае сюда заявился?
— Чтобы выяснить, что вам известно, — прямо ответил Дейли. — Только не пытайтесь убедить меня в том, что вы ничего не знаете. Это заставит меня разочароваться в вас обоих.
Грин рассказал то немногое, что знал о Джордже Хаддаде.
Дейли кивнул.
— Этот Хаддад довел израильтян буквально до помешательства. Потому и саудовцы не усидели на месте и влезли в это дело, что застало нас врасплох. То, что связано с историей или Библией, их обычно не интересует.
— Выходит, пять лет назад я послала Малоуна именно в эту трясину? — спросила Стефани.
— Судя по твоему рапорту о выполнении задания, да, именно так.
Она вспомнила ту проваленную операцию.
— А взрыв?
— Он был неизбежен после того, как ситуация превратилась в полную задницу.
Начиненная взрывчаткой машина рванула рядом с иерусалимским кафе, когда внутри его находились Малоун и Хаддад.
— Этот взрыв был предназначен Хаддаду, — проговорил Дейли. — Разумеется, поскольку это была «миссия вслепую», Малоун ничего не знал. Но ему все же удалось вытащить Хаддада из заварухи.
— Как нам повезло! — с нескрываемым сарказмом проговорил Грин.
— Не надо паясничать, мистер Грин. Мы никого не убивали. А уж смерть Хаддада нам вовсе ни к чему.
Голос Грина взлетел на пол-октавы:
— Вы поставили под угрозу жизнь Малоуна!
— Он профессионал и знает, как действовать в подобных случаях.
— Я не даю своим агентам самоубийственных заданий!
— Очнись, Стефани! Ближневосточный узел — это проблема правой и левой руки, которые вечно не могут договориться. То, что происходит, вполне обычно. Палестинские боевики просто выбрали не то кафе.
— А может, наоборот? — проговорил Грин. — Может, именно израильтяне и саудовцы выбрали как раз то кафе?
Дейли улыбнулся.
— У тебя получается все лучше и лучше. Именно по этой причине мы согласились принять условия Хаддада.
— Так расскажи нам, зачем правительству США понадобилась потерянная Александрийская библиотека.
Дейли беззвучно похлопал в ладоши.
— Браво! Ты просто молодец, Брент! Я так и предполагал: если вашим источникам известно про Хаддада, они доведут до вашего сведения и эту пикантную новость.
— Ответь на вопрос! — жестко проговорила Стефани.
— Самые важные вещи зачастую хранятся в самых неожиданных местах.