Так закончилась эта незабываемая борьба, к чести шерифа и священника, действовавших во имя закона и во имя религии.
Что касается Джона Мильнера, то со вздутой щекой и с подбитым глазом он привел Тома Крабба обратно в Филадельфию, где оба они заперлись в своей комнате и, преисполненные стыда, стали ждать прибытия на их имя очередной телеграммы.
Глава IX
ДВЕСТИ ДОЛЛАРОВ В ДЕНЬ
Талисман супругам Титбюри?.. Разумеется, в нем чувствовалась большая надобность, и даже если бы таким талисманом оказался только кусочек веревки, на которой повесили этого разбойника Билла Аррола, и тот оказался бы желанным. Но, как это и заявил судья в Грэй-Солт-Лейк-Сити, чтобы его повесить, надо было сначала его поймать, а это, по-видимому, не так-то скоро делалось.
Разумеется, талисман, обеспечивающий Герману Титбюри выигрыш партии, не был бы приобретен чересчур дорогой ценой, если бы за него было уплачено три тысячи долларов, украденных у господина Титбюри в гостинице Чип-Отель, но пока что мистер Титбюри был без гроша, а потому, разозленный и разочарованный ироническими ответами шерифа, он ушел из полицейского управления и вернулся к ожидавшей его миссис Титбюри.
— Ну что же, Герман, — обратилась она к нему, — этот жулик, этот мерзавец Инглис?..
— Его имя — не Инглис, — ответил Титбюри, в изнеможении опускаясь на стул — его зовут Билл Аррол…
— Он арестован?
— Будет.
— Когда?
— Когда его смогут поймать.
— А наши деньги? Наши три тысячи?..
— Я не дал бы за них и полдоллара!
Госпожа Титбюри, в свою очередь, упала на стул.
Но так как у этой сильной женщины реакция наступала очень быстро, то она скоро встала, и когда ее муж в полном отчаянии спросил:
— Что же делать?
— Ждать, — ответила она.
— Ждать?.. но чего?.. Чтобы этот бандит Аррол…
— Нет, Герман, ждать телеграммы от нотариуса Торнброка, которая не запоздает, конечно. Потом мы сообразим…
— Но как же с деньгами?
— У нас есть время их выписать, даже если бы нас отослали на окраину Соединенных штатов.
— Что меня вовсе не удивило бы, принимая во внимание преследующие нас неудачи!
— Следуй за мной, — решительным тоном заявила госпожа Титбюри, и они, выйдя из гостиницы, направились в телеграфную контору.
Понятно, что весь город был в курсе несчастья, постигшего чету Титбюри. Правда, Грэйт-Солт-Лейк-Сити, по-видимому, не чувствовал к ним большей симпатии, чем маленький городок Кале, откуда они так недавно приехали. Они не только не сумели вызвать к себе симпатии, но даже доверия. Кто захотел бы держать пари за людей, на которых сыпалось столько неприятностей?.. За неудачников, которые после двух тиражей были еще только в четвертой клетке? За людей, которых так опередили конкуренты и которых держатели пари игнорировали даже при ставке пятьдесят против одного?
И если несколько человек еще находились в конторе почтового управления, когда туда явилась эта чета, то это были одни только любопытные, или, вернее, злые шутники, рассчитывавшие посмеяться над новой неудачей несчастного Германа Титбюри.
Но такие насмешки не трогали ни его самого, ни миссис Титбюри. Им было совершенно безразлично, как будут они котироваться в агентствах, тем более что неизвестно, не смогут ли они наверстать потерянное одним великолепным ударом.
Им было совершенно безразлично, как будут они котироваться в агентствах, тем более что неизвестно, не смогут ли они наверстать потерянное одним великолепным ударом. Действительно, изучая карту, миссис Титбюри рассчитала, что если бы игральные кости выбросили, например, десять очков, число, которое нужно было бы удвоить в четырнадцатой клетке, занятой штатом Иллинойс, то это новое числo очков одним скачком перенесло бы их в двадцать четвертую клетку, штат Мичиган, смежный со штатом Иллинойс. А это вернуло бы их обратно в Чикаго. Это было бы, без сомнения, самым удачным ударом игральных костей, какого только можно пожелать. Совершится ли он только?
В девять часов сорок семь минут, с автоматической точностью, телеграмма была вынута из аппарата.
На этот раз число выброшенных очков было катастрофическим.
Как читатель, вероятно, помнит, Макс Реаль, находившийся 2 июня в Чикаго, в доме своей матери, был извещен об этом результате метания костей, а в следующие дни последовательно узнавал об отъезде Гарри Кембэла в Северную Дакоту, Лисси Вэг — в Миссури и командора Уррикана — в Висконсин.
Не говоря о том, что этот удар игральных костей был крайне несчастлив для Германа Титбюри, он в то же время носил какой-то исключительно странный характер, и надо было быть объектом какого-то дьявольского невезения, чтобы такой удар мог совершиться.
Судите сами. Игральные кости выбросили пять очков, составленных из двух и трех; это число переносило игрока из четвертой клетки в девятую. Но так как девятая клетка находилась в штате Иллинойс, то надо было это число дублировать, а так как полученная новая клетка тоже находилась в штате Иллинойс, то нужно было это число не удвоить, а утроить, что составляло пятнадцать очков, которые вели в девятнадцатую клетку, штат Луизиана, город Новый Орлеан, помеченный на карте Вильяма Гиппербона «гостиницей».
Действительно, более несчастного удара костей нельзя себе представить!
Мистер и миссис Титбюри возвращались в отель, сопровождаемые насмешками присутствовавших в почтовом бюро, походкой людей, получивших сильный удар по голове. Но голова миссис Титбюри была более крепкой, чем ее мужа, а потому эта особа не осталась прикованной к месту, как он.
— В Луизиану! В Новый Орлеан! — повторил мистер Титбюри и в отчаянии рвал на себе волосы. — О, как могли мы быть так глупы, что решились метаться по всей территории Союза…
— И мы будем еще продолжать метаться — объявила миссис Титбюри, скрестив на груди руки.
— Как… Ты думаешь…
— Думаю ехать в Луизиану.
— Но ведь это по меньшей мере миллион триста тысяч миль!
— Мы их сделаем.
— Но нам придется платить штраф в тысячу долларов.
— Мы его уплатим.
— Но нам не придется участвовать в двух метаниях игральных костей!
— Мы в них не будем участвовать.
— Но ведь нам придется пробыть в этом городе около сорока дней, а жизнь в нем, кажется, безумно дорога…
— Все равно, мы там будем.
— Но у нас уже нет больше денег.,.
— Мы их выпишем.
— Но я не хочу…
— А я, я хону!
Как видите, у Кэт Титбюри на все «но» был готов ответ. Наверное, в ней жила старая картежница, которая теперь громко проявляла себя. А мираж миллионов долларов ее привлекал, ошеломлял, гипнотизировал.
Герман Титбюри не пытался больше протестовать.