Он забрал со стола сразу три «капельки» и сунул в поясную сумку. Костя привстал у дверей на цыпочки и попытался заглянуть внутрь:
— А чего ты от этого заклинания приобрел, Олежка? Только усы?
— Не только, — улыбнулся Середин. — Еще кое-что приобрел. Разноцветное. С синим и зеленым глазами.
— Что-о-о?! — Ворон поперхнулся пивом и закашлялся, роняя на стол коричневатую пену: — Что?! Ты притащил ее с собой?
— Я не хотел… — прикусил губу Олег. — Так получилось.
— Ты с ума сошел?!
— Зато я смог забрать ее у Аркаима.
— Ты чего, совсем ума лишился?! — Старик, качнувшись вперед, звучно постучал себя бутылкой по лбу. — Ты понимаешь, что она способна уничтожить весь наш мир?! Стереть всю землю в порошок?!
— Она тут вообще ни при чем, Ливон Ратмирович! Она всего лишь жертва. Открыть врата Итшахра хотел Аркаим.
— Пока она жива, это всегда может сделать кто-то другой!
— Не может, — покачал головой ведун. — Для этого нужно знать, на каком алтаре приносились первые жертвы, владеть книгой Махагри, быть каимцем и заполучить Урсулу.
— Мужики, — кашлянул Стас. — А по-русски вы говорить не пробовали?
— Ты играешь с огнем, бродяга, — покачал головой старик. — Ох, каким огнем… Ладно бы собой одним рисковал. А то весь мир разом спалить можешь.
— Подожди, Ливон Ратмирович, — заметил странность Олег. — Так ты чего — знал? И про каимцев знал, и про книгу, и про Урсулу? Почему же не предупредил?
— Да чего я знал? — Ворон откинулся на спинку кресла и вылил себе в рот последние капли «Оболони».
— Слышал от персидских магов про эту легенду. Что живут два брата-каима, которые мечтают отдать нашу землю мертвецам, и что для этого им нужна девственница с разноцветными глазами. И что случится это в год шеститысячный с чем-то от сотворения мира. Срок миновал, земля уцелела. Все облегченно вздохнули и стали жить дальше. Пророчества там были хитрые, вполне могли и не совпасть.
— Совпали, Ливон Ратмирович, совпали… — Середин полувытащил саблю, вогнал ее обратно и присел на край стола. — Ты же знаешь, пророчества всегда исполняются. Просто их смысл становится понятен только после исполнения… Ты вот что… Скажи, Ливон Ратмирович, а как там братья? Что с ними после моего исчезновения случилось?
— А я откуда знаю?
— Я думал, ты знаешь все… учитель.
— Я выгляжу таким многомудрым? — довольно ухмыльнулся старик, потянулся к холодильнику и достал еще бутылку. — Увы, бродяга, я много чего не знаю. Не знаю, сколько зубов у нильского крокодила, сколько букв «Л» пишется в слове «Тал-л-л-лин», сколько игроков в команде «Зенита». Никто не знает всего, бродяга. И уж тем более не знает того, чем никогда не интересовался. Сам подумай, Олежка, зачем мне эти каимовцы сдались? Ну, жили два брата… И леший с ними!
— Хорошее, похоже, заклинание Олег испробовал, — оглянулся на Костю Стас. — Вон сколько впечатлений. Может, и нам попробовать?
— Пулемет с собой возьмите, — не удержался от совета Середин.
— А ты брал?
— Нет. И горько потом раскаивался.
— Перестань их пугать, бродяга! Не то так по эту сторону и останутся.
— И правильно сделают. Поеду-ка я домой, Ливон Ратмирович. У меня там новоявленное сокровище на пару с мамочкой целый день взаперти сидят. Боюсь, всю посуду уже перебили. Сам знаешь, каково двум женщинам в одной берлоге. Я ведь поздороваться просто хотел, на тебя посмотреть. Ты это или не ты?
— Ну, и что решил, бродяга?
— Как ты мог узнать меня, Ратмирович? Не сейчас. Там, у Мурома… Ведь ты тогда увидел меня в первый раз!
— Тебе сказать правду, бродяга? — прищурился Ворон. — Быть посему, скажу. Все дело в том, что ты все еще ученик, а я учитель. Вскоре ты узнаешь немало нового и сам сможешь на все ответить. К тому же, мы ведь еще увидимся. И не раз. А покамест деньков пять тебе можно отдохнуть. Заслужил.
* * *
Что больше всего удивило Олега, когда он открыл дверь — так это тишина в доме. Тихонько мурмулил на кухне холодильник, приглушенно бормотал телевизор, прерываемый редкими смешками. Стараясь двигаться бесшумно, Середин снял ботинки, скользнул к себе в комнату. Положил шлем на стол, расстегнул ремень, спрятал саблю под постель, потом прокрался к большой комнате, осторожно толкнул дверь.
Ну да, само собой! Мамочка перелистывала альбом, отпуская слышные только Урсуле замечания, невольница сидела рядом, поджав ноги, все еще одетая только в легкий халатик.
— Господин! — первой заметила его рабыня, спрыгнула с дивана и кинулась на шею. — Тебя так долго не было, господин!
— Я и не заметила, как ты вернулся, сынок. — Мама захлопнула альбом, поднялась: — Постой, Олег, да что с тобой такое? Ты чего, устал? Усы откуда-то взялись… Утром же еще не было! Приклеил, что ли?
— Как же не было? Я уже две недели их ношу! — не моргнув глазом, соврал Середин. Что еще оставалось делать?
— Перестань паясничать! Я же твердо помню, что еще утром их у тебя не было!
— Сама подумай, мама.
Что еще оставалось делать?
— Перестань паясничать! Я же твердо помню, что еще утром их у тебя не было!
— Сама подумай, мама. Не могли же они у меня за один день вырасти?
— И вообще вид у тебя какой-то усталый. Славно на пять лет разом старше стал. Небось, опять в клубе три часа со своими игрушками прыгал? И это после целого дня в кузне! Отдыхать тебе надо больше, а то сгоришь у меня, как свеча. Знаешь, во сколько лет балерины на пенсию выходят? А они куда меньше твоего трудятся.