— Крест, крест привязывай! — закричал кто-то из друзей.
Старик прямо на глазах растворился в воздухе, стал невидимкой — однако времени привязывать заветный амулет у Олега не было. Он просто сцапал бутылку с пивом, широким жестом махнул ею вдоль комнаты и ударил клинком туда, где темная жидкость не плеснула на стену, а растворилась в воздухе. Невидимый Ратмирович громко ругнулся, зашелестели быстрые шаги.
Невидимый Ратмирович громко ругнулся, зашелестели быстрые шаги. Середин метнул на звук бутылку, потом кольнул следом саблей — но только бесполезно рассек воздух. Зашуршали бумажки на столе, стукнули об пол ноги — ведун выбросил вперед оружие, пытаясь пригвоздить учителя к стене, но попал лишь в листок с правилами техники безопасности. Одновременно к его горлу прикоснулось холодное лезвие, а ласковый голос в самое ухо прошептал:
— Молодец, бродяга, молодец. Два раза чуть не зарезал своего любящего пе-да-го-га. — Ворон хорошо слышно перевел дух. — Молодец. Можно подумать, лет десять каждый день тренировался.
— Не десять, а пять, — поправил Олег. — И не каждый день, а от силы раз в десять суток. Но зато в моей школе никто не ставил троек. Середнячкам просто отрезали головы.
— Результативная методика.
Клинок перестал давить Середину на горло и медленно уполз в сторону. Из воздуха появилась рука Ворона, потом плечо. Проступая из ничего, как изображение на упавшей в проявитель фотобумаге, учитель прошел по комнате, остановился у стола, выдвинул ящик, бросил в него меч, не глядя махнул рукой над столом, потом, с некоторым недоумением, еще раз, сплюнул, дотянулся до холодильника, открыл и снял с дверцы непочатую бутылку «Оболони».
— Очень эффективная. Вот только отсев слишком большой получается. Будешь, бродяга?
— Я за рулем… — Олег подобрал ножны, спрятал саблю и пнул ногой крышку картонного цилиндра. — Хана тубусу.
— Бывает, — довольно улыбнулся старик. — И что ты теперь сделаешь?
— Морок наводить придется. Чтобы прохожие ее не видели. И гаишники. А то ведь на каждом углу стопорить будут.
— Вот и правильно, — похвалил Ворон, открывая бутылку о край стола. — Коли знанием владеешь, пользоваться им надобно, а не за картонки прятаться. Так что, бродяга? Мыслю я, ведомо тебе ныне, зачем чародейство и дело ратное изучать надобно?
— Получается, чтобы ворота Итшахра запертыми оставить?
— Это уж каждому свое… — задумчиво прихлебнул пиво старик. — Стало быть, на последних каимовцев ты в скитаниях набрел? Убил?
— Нет. Жертву увел, без которой бога мертвых не выпустить.
— Какого бога? — недовольно сморщился Ворон. — На Руси боги! А то — бесы злобные. Ишь, землю нашу отчую мертвецам своим отдать порешили!
— Подожди, Олежка, — встрял в разговор худосочный Костя. — Это вы про заклинание? С ним что-то случилось? Ты куда-то пропадал? Это оттуда усы выросли?
— Не рассказывай им, — покачал головой Ливон Ратмирович. — Пусть сами попробуют.
— Жалко мужиков.
— Ничего, не пропадут. Семь лет учатся. Пора экзамен сдавать. Ты ведь не пропал?
— А что там было? — подал голос Стас.
— Много было, — развел руками Середин. — За вечер всего и не рассказать.
— Ну, хоть в общих чертах! — взмолились оба.
— В общих чертах я вам так скажу, — вальяжно раскинулся в кресле старик. — Много у меня учеников через руки прошло. В иные года хорошо учились, в иные не очень, а порой и вовсе никто не интересовался, да еще и карами за уроки грозили. Однако же в сии годы дело развернулось неплохо. Мыслю, тысячи три-четыре людишек к нам в клуб заглянули. Из всех токмо вы трое удачливы и в ратном деле, и в чародействе оказались, и леностью не страдали, каковая любой талант сгубить способна.
Токмо вы трое черту последнюю перейти способны, силу полную обрести, над миром подняться. А покуда шага последнего не сделаете, так школярами и останетесь.
— И что там, за чертой? — поинтересовался Костя.
— Вам понравится, — пообещал Ворон. — Там хорошо… Правда, бродяга?
Ведун тактично промолчал.
— Но ведь ты там ничего не потерял? Только приобрел!
— Почему не потерял? — пожал плечами Середин. — Кистень мой пропал. Серебряный. Прибрал кто-то… Чтоб на них Медный страж обозлился.
— О! Кистень! — вскинул палец Ливон Ратмирович. Он наклонился к столу, дернул к себе ящик: — Вы гляньте, чего я тут на дикой свалке за мясокомбинатом нашел. Видать, музей какой-то или театр ремонт делал и люстру выбросил…
Руководитель клуба высыпал на столешницу, поверх журнала, с десяток сверкающих гранями то ли стеклянных, то ли хрустальных капелек. Причем довольно увесистых — граммов по двести-триста. Как раз вес обычного боевого кистеня. Возле острых кончиков в украшениях были проделаны сквозные отверстия для крепежа.
— Вот. Шнурок шелковый продеваешь — и хоть завтра в сечу, — довольно предложил Ворон. — Красиво и удобно.
— Так хрупкие же… — неуверенно пригладил лысину Стас. — Стекло.
— Это оно, когда в окне, хрупкое, или в бутылке, — прихлебнул пиво старик. — А коли шаром сделано, так иной камень стеклом разбить можно. Особливо, если закалить. Так ведь, бродяга?
— В горне размягчить можно, да в воду. Но помнется, когда расплавится. Оно ведь мягким будет. Форму нужно делать специальную. Ладно, попробую.