Лейтон не просто хотел избавиться от нее: он хладнокровно обрек ее на гибель.
Убедившись в жестокой реальности ее положения, она хотела заплакать, но удержалась: она не могла позволить себе напрасно истратить хоть одну каплю такой драгоценной влаги, еще содержащейся в ее изнуренном теле.
Наступивший вечер изгнал жару, но сухость, которая завладела всем ее естеством и высасывала влагу, как вампир кровь, еще более усилилась. Ей уже стало казаться, что даже кости требуют воды.
В очередной раз она обрызгалась, ощутила минутную свежесть и вместе с тем искушение скользнуть в эту синюю воду и найти в ней конец мучениям и горю. Но инстинкт самосохранения оказался сильнее, а также загадочный огонь, который, подобно ночнику во мраке комнаты больного или умирающего, еще горел в ней и принуждал жить, жить, чтобы насладиться местью…
Ночь принесла неожиданный холод, и задыхавшаяся весь день от жары Марианна в своем батисте стучала зубами, всю ночь ни на секунду не сомкнув глаз. Только когда лучи солнца снова озарили пустынное море, она смогла наконец заснуть и хоть на время забыть о своих страданиях. Но после сна стало еще хуже. Ее измученное, одеревенелое тело лишилось последних сил.
Ценой невероятного усилия она все-таки приподнялась, но тут же беспомощно упала на дно лодки, отдаваясь безжалостному солнцу, с каждой минутой усиливавшему ее мучения.
Тогда пришли миражи. Несчастная увидела на пылающем горизонте землю, фантастических очертаний корабли, гигантские паруса, которые летели и склонялись над ней, но когда она из глубины горячки протягивала руки, чтобы схватить их, они ловили пустоту и падали на дерево лодки, еще более усталые, чем раньше. День проходил с бесконечной медлительностью. Несмотря на жалкие меры предосторожности, которые она предпринимала против него, солнце словно молот обрушивалось на нее, а во рту язык, казалось, разбух до невероятных размеров и душил ее.
Лодку потихоньку несло, но Марианна не знала, куда ее влечет.
Может быть, она на протяжении часов ходила по кругу, но это уже мало заботило молодую женщину. Она погибла — это точно. Ни на какую помощь нельзя надеяться, кроме последней — смерти. С трудом открыв обожженные глаза, она потянулась к борту, решившись теперь покончить с нечеловеческой пыткой. Но ей удалось только едва приподнять ту тяжелую инертную массу, в которую она превратилась.
Что-то красное промелькнуло в поле ее затуманенного зрения.
Но вот руки коснулись воды. Она удвоила усилия. Шероховатое дерево ободрало ей грудь, но она не ощутила этого, бесчувственная к любой боли, кроме гигантского ожога, в который превратилось все ее существо. Еще небольшое усилие, и ее волосы подхватила волна, а лодка накренилась. Марианна наконец скользнула в синюю воду, сомкнувшуюся над ней милосердной свежестью… Неспособная плыть, не имея к тому же другого желания, как покончить с этим по возможности быстрее, она тонула… Мир живущих исчез для нее одновременно с сознанием.
Однако мучившая ее потребность в воде преследовала ее и после смерти. Вода неотступно заливала ее, и она растворялась в ней. Вода текла сквозь нее, оживляющая и приятная, словно внезапно забившая из источника в иссушенной пустыне. И это не была больше жесткая, соленая морская вода, а свежий поток, легкий, как весенний дождь, шуршащий в молодой листве запущенного сада.
Марианне пригрезилось, что в своем милосердии Всемогущий решил, чтобы она провела свою вечность в утолении жажды, и что она попала в рай умерших от нее несчастных…
Но рай оказался в высшей степени неудобный и жесткий. Ее бесплотное тело стало вдруг причинять ей боль.
..
Но рай оказался в высшей степени неудобный и жесткий. Ее бесплотное тело стало вдруг причинять ей боль. Она с трудом приоткрыла распухшие веки и увидела прямо перед собой заросшее бородой лицо с черными глазами, выделявшееся на красном движущемся фоне, который она почти сразу определила: надутый ветром парус.
Увидев, что она пришла в сознание, поддерживавший ее одной рукой за голову мужчина поднес к ее потрескавшимся губам что-то твердое и прохладное: кончик глиняной лейки, из которой благословенная вода потекла ей прямо в горло. В то же время он произнес несколько слов на незнакомом языке, обращаясь к кому-то, кого Марианна не могла видеть. Несмотря на слабость, она слегка приподнялась на локтях и заметила черную фигуру, стоявшую против красного паруса, в кровавом огне заката показавшуюся ей зловещей: лодка везла греческого священника. Грязный, заросший до глаз бородой, он с видимым отвращением смотрел на нее, злобно бросая в ответ какие-то слова. В то же время он обвиняющим перстом указал на спасенную, и сейчас же поддерживавший Марианну мужчина торопливо натянул на нее кусок парусины, тогда как другой отвернулся и, спрятав руки в рукава, стал созерцать горизонт. Его нахмуренные брови и смущенное лицо все объяснили молодой женщине. Очевидно, от ее рубашки из тонкого батиста почти ничего не осталось, и вид ее обнаженного тела шокировал, без сомнения. Божьего слугу!
Она хотела улыбнуться, чтобы поблагодарить своего спасителя, но пересохшие губы скривились в болезненной гримасе, и она невольно поднесла к ним руки.
Тогда мужчина, выглядевший как рыбак, взял небольшую склянку с оливковым маслом и щедро смазал ее лицо. Затем он вытащил корзину, взял из нее кисть белого винограда и заботливо опустил несколько ягод в рот молодой женщине, которая их жадно съела. Никогда она не ела ничего лучшего.
Сделав это, он полностью закатал Марианну в парусину, подложил ей под голову свернутую сеть и сделал знак, чтобы она заснула.
На носу лодки, под парусом, чья краснота меркла вместе с днем, священник с безучастным видом ел хлеб с луком, который он доставал из стоявшего перед ним круглого кувшина. После чего он приступил к длинной молитве, и сопровождавшие ее земные поклоны требовали на валкой лодке акробатической ловкости. Затем, когда ночь полностью вступила в свои права, он, даже не взглянув на непристойное существо, которое его компаньон вытащил из воды, примостился в углу, надвинул на глаза свою странную митру и сразу же захрапел.
Несмотря на усталость, Марианне не хотелось спать. Она была полностью истощена, но жажда, ужасная жажда исчезла, смазанное маслом лицо меньше болело, и она чувствовала себя почти хорошо.
Плотная парусина защищала ее от ночной свежести, а в небе одна за другой зажигались звезды. Это были те же звезды, что она видела накануне, распростершись на дне шлюпки, казавшиеся ей такими холодными и враждебными. Сегодня они дружески помигивали, и из глубины сердца спасенная вознесла горячую благодарность Всевышнему, направившему к ней руки помощи в тот момент, когда она в отчаянии решила покончить с собой. Она не могла понять язык человека, напевавшего что-то себе под нос, направлявшего лодку по известному ему курсу, она не знала, ни к какой земле он ее везет, ни где именно она находится, но она жива и это то же море, по которому плывет американский бриг, как, впрочем, и пират, захвативший его.
Но Марианна знала, что там, куда ее везут, она сделает первый шаг к мести. Она знала также, что не успокоится, пока не настигнет Джона Лейтона и не заставит его кровью заплатить за свои преступления. Необходимо, чтобы все моряки, друзья или враги, бороздящие Средиземное море, стали преследовать работорговца, чтобы он оказался повешенным на грот-мачте похищенного им корабля.