Может быть, потому что она боялась понять подлинный смысл его слов, она вынудила себя сыронизировать:
— Вы забыли только одну деталь: этот ребенок был от императора.., и я не думаю, что у вас хватит смелости похитить его величество, чтобы доставить ко мне связанным по рукам и ногам.
Дамиани покачал головой и направился к молодой женщине, тут же отступившей.
— Нет. Нам надо отказаться от этой «императорской крови», так соблазнившей князя. Мы удовлетворимся семейной кровью для этого ребенка, которого я смогу воспитать по своему усмотрению и которому передам собранные за долгие годы богатства, тем более что он будет очень дорог мне, ибо он будет мой!
— Что?..
— Не делайте вид, что вы удивлены: вы уже прекрасно поняли! Только что вы обращались со мной как с ничтожеством, сударыня, но оскорбления не могут ни уничтожить, ни даже унизить такую кровь, как моя; даже если вам угодно ее отрицать, я все равно остаюсь сыном старого князя, деда несчастного безумца, с которым вы вступили в брак. Так что это я, княгиня, я — ваш управляющий, сделаю вам ребенка!
Молодой женщине, возмущенной подобным цинизмом, потребовалось время, чтобы восстановить способность говорить. Ее недавнее суждение оказалось ошибочным: этот человек просто опасный безумец! Достаточно посмотреть, как он сжимает и разжимает свои толстые пальцы, все время машинально проводя языком по губам, как облизывающаяся кошка, чтобы в этом убедиться. Это маньяк, готовый на любое преступление, чтобы удовлетворить свою гордыню и чрезмерные амбиции, уже не говоря о его инстинктах.
До ее сознания внезапно дошло, что она совсем одна перед этим человеком, явно более сильным, чем она, у которого, безусловно, есть сообщники в этом слишком безмолвном доме, хотя бы отвратительный Джузеппе… Он получил полную власть над ней, он мог овладеть ею силой! Единственным шансом было, может быть, попытаться запугать его.
— Если бы вы хоть немного поразмыслили, вы сразу же увидели бы, что этот безумный проект неосуществим. Я приехала в Италию под особым покровительством императора и с очень важной целью, которую не в моей власти вам открыть. Но будьте уверены, что в настоящее время обо мне беспокоятся, меня ищут. Скоро будет уведомлен император. Неужели вы предполагаете, что он допустит мое исчезновение на длительный срок при более чем подозрительных обстоятельствах? Сразу видно, что вы его не знаете, и я бы на вашем месте десять раз подумала, прежде чем заполучить подобного врага!
— Я далек от мысли вызвать недовольство могущественного Наполеона! Но дело обстоит гораздо проще, чем вы себе представляете: император вскоре получит послание от князя Сант’Анна с горячей благодарностью за возвращение ему супруги, ставшей бесконечно дорогой его сердцу, и с сообщением об их совместном отъезде в одно из дальних владений, чтобы ощутить наконец прелесть слишком долго откладывавшегося медового месяца.
— И вы воображаете, что он удовлетворится этим? Он знает все о необычных обстоятельствах моей свадьбы. Поверьте, что он заставит провести расследование, и как бы далеко ни было указанное место, император проверит правдивость сообщения. Он не питал никакого доверия к уготованной мне здесь судьбе…
— Может быть, но вполне возможно, что он удовольствуется тем, что ему напишут.., особенно если это будут несколько слов от вас, полных естественного воодушевления, сообщающих ему о вашем счастье и умоляющих его о прощении. Не скупясь на расходы, я взял на службу также и одного очень умелого фальшивомонетчика!.. Венеция кишит художниками, но они умирают с голоду! Император поймет, поверьте мне: вы достаточно красивы, чтобы оправдать любое сумасбродство, даже такое, какое я совершаю в данный момент! Не проще ли всего, в самом деле, было бы для меня убить вас, затем, через несколько месяцев, предъявить новорожденного, чье появление на свет стоило жизни матери? В хорошей постановке это прошло бы без труда.
Только с того дня, как старый безумец кардинал привез вас на виллу, я желаю вас, как не желал еще никого. В тот вечер, вспомните, я спрятался в вашей комнате в то время, когда вы сбрасывали свои одежды.., в вашем теле не было уже тайн для моих глаз, но руки мои еще не могли ощутить ваши округлости. И после вашего отъезда я жил только в ожидании момента, который приведет вас сюда.., в мои руки. Это ваше прекрасное тело даст мне ребенка, которого я хочу. Ради этого стоит рискнуть всем, не правда ли? Даже недовольством вашего императора! Прежде чем он вас найдет, если ему это вообще удастся, я буду обладать вами десятки раз и плод созреет в вас под моим присмотром!.. Ах, как я буду счастлив!..
Он снова стал приближаться к ней. Его дрожащие, покрытые каменьями пальцы протянулись к тонкой фигурке молодой женщины, которая, ужаснувшись при одной мысли об их прикосновении, отчаянно искала выход, отступая в тень зала. Но, кроме уже упоминавшихся двух дверей, другого пути не было…
Тем не менее она попыталась достичь той, через которую вошла. Возможно, она не заперта и удастся стремительное бегство, даже если придется броситься в черную воду канала. Но враг разгадал ее мысли. Он разразился смехом.
— Двери? Они открываются только по моему приказу! Бесполезно стучать по ним! Вы только напрасно пораните ваши прелестные пальчики! Полноте, милая Марианна, где же ваша логика и чувство реальности? Не благоразумней ли согласиться с тем, чего не избежать, особенно когда можно многое выиграть? Кто вам сказал, что, отдавшись моему желанию, вы не сделаете из меня самого покорного из рабов, как это некогда сделала донна Люсинда? Я знаю любовь.., до ее самых сокровенных и безумных тайн. Это она меня им научила. За неимением счастья вы получите наслаждение.
— Не подходите! Не прикасайтесь ко мне!
На этот раз ее охватил ужас, настоящий ужас! Маттео больше не владел собой. Он ничего не слушал, ничего не слышал. Он приближался неумолимо, и в этом бездушном механизме со сверкающими глазами было что-то дьявольское.
Чтобы ускользнуть от него, Марианна отбежала за стол, сделав его своим оплотом. Ее взгляд остановился на увесистой золотой солонке, подлинном шедевре чеканки: две нимфы, обнимающие статую Пана. Это произведение искусства, безусловно, вышло из-под неподражаемого резца Бенвенуто Челлини, но Марианна нашла в ней только одно достоинство: она должна быть тяжелой. Дрожащей рукой она схватила ее и бросила в своего обидчика.
Резкое движение в сторону спасло того, и солонка, пролетев на волосок от его уха, упала, разбивая мраморные плитки. Цель не была достигнута, но, не давая врагу опомниться, Марианна уже схватила двумя руками один из тяжелых канделябров, даже не ощущая боли от горячего воска, полившегося ей на пальцы.
— Если вы подойдете, я убью вас! — процедила она сквозь зубы.
Он послушно остановился, но не из осторожности. Он не боялся, это было видно по его плотоядной улыбке, по его вздрагивающим ноздрям. Даже наоборот, он, казалось, наслаждался этой минутой необузданной ярости, словно она для него предшествовала мгновениям напряженного сладострастия. Но он не говорил ни слова.
Подняв руки, так что скользнувшие вниз рукава открыли широкие золотые браслеты, достойные украшать каролингского принца, он просто хлопнул три раза в ладоши, тогда как озадаченная Марианна замерла с поднятым над головой канделябром, готовая ударить…
Продолжение было стремительным. Канделябр вырвали из ее рук, затем что-то черное и удушающее обрушилось ей на голову, в то время как оглушающий удар опрокинул ее на пол. После чего она ощутила, что ее схватили за плечи и лодыжки и понесли, как простой сверток.
Путь по множеству подъемов и спусков продолжался не так уж долго, но показался бесконечным Марианне, уже начавшей задыхаться.