.. Жан Ледрю выслушал все это, нахмурив брови и раздраженно покручивая кончики усов. Когда Марианна закончила сообщением о недавнем разговоре с Видоком, он с такой силой ударил кулаком по столу, что несколько рыб вылетело из их ивовой тюрьмы.
— Вы забыли только об одном, но очень важном: о море. На нем не всегда можно делать то, что хочешь, и через неделю погода будет такая плохая, что Ируаз станет непроходимым. Надо, чтобы не позже чем через пять дней заключенный находился на борту корабля, который придет за ним к Конкету.
— Корабль? Какой корабль?
— Какая разница? Тот, который перевезет его через океан, конечно! Он будет в Уэссане через три дня и не может задерживаться там дольше без того, чтобы береговая охрана не засекла его.
Мы отправимся в рождественскую ночь.
Марианна и Жоливаль озадаченно переглянулись. То ли Ледрю не в своем уме, то ли ничего не понял из того, что ему говорили?
Молодая женщина решила повторить сказанное:
— Жан, мы вам сказали, что раньше недели Язон не восстановит свои силы настолько, чтобы взобраться на стену, или спуститься по веревке, или делать какие-нибудь резкие движения, необходимые при бегстве.
— Но я думаю, у него по крайней мере хватит сил перепилить цепь, которая приковывает его к кровати? Особенно если, как вы мне сказали, у него есть необходимый инструмент и деньги, за которые можно получше питаться.
— Мы все это сделали, — вмешался Аркадиус. — Но этого совершенно недостаточно. А что хотите сделать вы?
— Похитить его, очень просто! Я знаю, где находится лазарет: с самого края, почти снаружи. Стены там не такие высокие, на них легче взбираться. Нас двенадцать человек, привыкших в бурю бегать по реям. Ворваться в лазарет, схватить вашего друга и переправить его через стену будет детской забавой. Мы оглушим всех, кто окажет сопротивление, и, поверьте мне, это будет проделано быстро. В рождественскую ночь самый высокий прилив будет в полночь.
Мы приготовимся к отплытию вместе с ним. «Сен-Геноле» будет стоять на якоре у подножия Керавеля. К тому же, — добавил он с внезапной улыбкой, вызванной растерянным видом его собеседников, — охранники тоже на свой манер празднуют Рождество. Они напьются как сапожники, и мы без труда достигнем цели!
Какие будут возражения?
Марианна глубоко вздохнула, словно после долгого пребывания под водой вынырнула на свежий воздух. После всех этих дней сомнений и тревог спокойная уверенность Жана Ледрю слегка ошеломила ее. Но какой же она оказалась убедительной.
— Я не смею возражать, — улыбнулась она, — да вы и не приняли бы никаких возражений, не так ли?
— Никаких! — подтвердил он серьезно, но глаза его прищурились, когда он забрасывал корзину с рыбой на плечо.
Веселый огонек промелькнул в его взгляде, что являлось у этого молчаливого бретонца знаком необычайной радости.
— Предупредите заключенного, что это будет вечером в понедельник. Пусть перепилит цепь к одиннадцати часам. Остальное — мое дело. Что касается вас, следите за прибытием шхуны и, когда вы увидите ее у набережной, дождитесь ночи и приходите на нее!
И с последним прощальным жестом моряк вышел из дома, пересек садик и большими прыжками стал спускаться к порту. Какое-то время было слышно, как он насвистывает веселую песенку моряков Сюркуфа, которую Марианна впервые услышала с удалявшейся под парусом маленькой лодки в то ужасное утро, когда она осталась пленницей Морвана.
.
…Вдали, как по ветру, к нам
Из Англии фрегат
Летит бесстрашно по волнам…
Оставшись вдвоем у стола, на который Жан выложил несколько рыб, Марианна и Жоливаль переглянулись, не зная, что сказать друг другу. В конце концов Аркадиус пожал плечами, взял из синей фаянсовой голландской кружки сигару, поводил ею у себя под носом, нагнулся к огню и прикурил. Ароматный дым поплыл по комнате, изгоняя запах макрели.
— Он абсолютно прав! — сказал виконт. — Только дерзкая отвага выигрывает в подобной ситуации. И к тому же у нас нет выбора.
— Вы думаете, что у него получится? — обеспокоенно спросила Марианна.
— Я надеюсь! В противном случае, мое дорогое дитя, нас ничто не спасет: всех повесят на реях какого-нибудь фрегата, если только раньше не пристрелят. Ибо если нас поймают, то, безусловно, не пощадят! Это вас не пугает?
— Пугает? Единственное, что меня пугает, Аркадиус, это жить без Язона. Все остальное мне безразлично, даже веревка или пуля…
Жоливаль выпустил несколько клубов дыма, затем внимательно посмотрел на покрасневший кончик сигары.
— Я давно заметил, что вы созданы, чтобы стать великой возлюбленной, великой героиней или великой.., сумасбродкой! — сказал он ласково. — Лично я достаточно люблю жизнь, и, поскольку в этом доме стоят Семь Святых, я попрошу сделать все, что в их силах, чтобы эта веселенькая рождественская ночь, которую пообещал наш пылкий капитан, не стала для нас.., последней!
И Аркадиус вышел в сад докуривать сигару, в то время как Марианна стала машинально чистить рыбу.
24 декабря началось плохо. С поздним рассветом опустился такой плотный, хоть ножом режь, туман, что Рекувранс с его редкими деревьями и оградами из серого камня казался каким-то затерянным миром, плывущим по течению в облачной бесконечности.
Только смутно проглядывали очертания башни Мот-Танги. Все остальное: город, замок, порт и рейд — исчезло, словно холм, подобно освободившемуся от креплений гигантскому монгольфьеру, устремился к небу.
Марианна, которая в эту последнюю ночь ни на минуту не сомкнула глаз, в полном отчаянии смотрела на туман. Судьбе словно доставляло злобную радость усложнять ее задачу. Она сердилась на нее, она сердилась на природу, на самое себя за то, что так нервничает, на всех, кто спокойно занимается своими делами, в то время как она терпит такие муки. Она до сих пор повторяла, что приход «Сен-Геноле» останется незамеченным, если шхуна вообще сможет приблизиться к берегу, пока Жоливаль перед полуднем не послал Гракха взобраться на скалы возле замка, чтобы оттуда наблюдать за приходом кораблей.
Немного успокоившись, Марианна постаралась хоть внешне вести себя нормально в этот критический день, когда решалась ее будущая жизнь. Тем не менее она раз сто спросила у вооружившегося терпением Жоливаля, уверен ли он, что Язон предупрежден, так же как и Франсуа Видок, чтобы тот смог помочь американцу и самому использовать неожиданную возможность. Ибо Марианна ничуть не сомневалась, что каторжник ничего не сделает даром…
Г-жа Легильвинек, собиравшаяся провести святую ночь у своей племянницы в Порзике, с самого утра была озабочена тем, чтобы в ее отсутствие у соседки было все что полагается, и принесла ей традиционное полено, которое должно медленно гореть в очаге, ожидая полуночной мессы. Оно было красиво украшено красными лентами, веточками лавра и остролиста, и Марианну тем более тронуло это доказательство приязни, что она тщательно скрыла свое намерение покинуть этой ночью Брест, чтобы больше никогда не вернуться, и приглашение племянницы она посчитала благословением неба.