Здесь и нашел ее Теодорос, съежившейся, так прижавшейся к дереву, словно она пыталась проникнуть сквозь него.
Он хотел поднять ее, но, несмотря на его силу, это ему не удалось: к ее телесной тяжести добавился безмерный груз страдания и отчаяния, который превосходил даже возможности мужчины. Она распростерлась там, раздавленная разочарованием и болью, которые давили на нее, как скалы, и он почувствовал, что она не будет, не хочет ничего делать, чтобы освободиться. Окружающий мир совершенно перестал интересовать ее.
Опустившись перед ней на колени, Теодорос поискал ее руку и нашел такой холодной, словно кровь полностью ее покинула. Но эта рука уже оттолкнула его.
— Оставь меня!.. — прошептала она. — Убирайся!
— Нет. Я не оставлю тебя, ты моя сестра, так как ты страдаешь! Пойдем со мной.
Но она не слышала его. Он понял, что она избегает его, отдаваясь отчаянию, недоступному здравым рассуждениям и логике,. Он осторожно поднял голову и огляделся.
Внизу янычар не было ни видно, ни слышно. Сидя за связками такелажа с ружьями между ног, они мирно покуривали длинные трубки, поглядывая на звезды. Ветер с Черного моря доносил пряный аромат табака, смешанный с запахом водорослей. Видимо, стражникам и в голову не могло прийти, что на корабле есть кто-нибудь еще, кроме них…
Немного успокоившись, Теодорос снова нагнулся к Марианне.
— Умоляю тебя, сделай усилие! Ты не можешь оставаться здесь… Это было бы безумием! Надо жить.., продолжать борьбу!..
Марианна молчала, едва покачивая толовой.
— Я верну тебя к жизни против твоей воли, — прошептал он сквозь зубы, — только прости меня за то, что я сделаю.
Его громадная ладонь поднялась. Он хорошо знал приемы рукопашного боя, как точным ударом заставить человека потерять сознание. Соразмерив свою силу, он ударил. Сопротивление прекратилось, и напряженное тело молодой женщины расслабилось.
Тогда, положив ее себе на плечо, согнувшись вдвое, он проделал обратный путь к веревочной лестнице.
Он был настолько счастлив, унося ее, что груз показался ему пушинкой.
Чуть позже он опустил весла в воду и направил лодку к выходу из порта.
Лодка обогнула мыс Галаты, увенчанный старыми стенами дворца. Минареты мечети Килиджи-Али возносили свою туманную белизну к усыпанному звездами небу, а лодка начала плясать на волнах, более сильных, чем на Босфоре.
Для посланницы императора путешествие закончилось и пришел час ступить наконец на землю великого владыки и светловолосой султанши.
Повстанец Теодорос решительно направил лодку в спокойную воду небольшой бухты и сильным рывком выгнал ее на песок…
Сорванный с постели ужасным грохотом, граф де Латур-Мобур, посол Франции в Высокой Порте, с изумлением смотрел на напоминавшего какое-то чудовище гиганта, который ворвался в посольство, сбив с ног консьержа.
Затем его близорукие глаза в недоумении остановились на бесчувственном теле молодой женщины, которую пришелец с заботливостью матери уложил в кресло.
— Вы говорите, что эта особа — княгиня Сант’Анна?
— Она самая, экселенц! Только что бежавшая с английского фрегата «Язон», который подобрал в море ее и меня, но где ее держали пленницей. На рассвете фрегат должен поднять якорь, чтобы вернуться в Англию.
— Довольно странная история! А кто же потребовал ее у ареста княгини?
— Ваш английский коллега, который утром прибыл на корабль и узнал ее!
Посол слегка улыбнулся.
— Лорд Кэннинг человек решительный! Но вы сами, мой друг, кто же вы?
— Просто слуга ее сиятельства, экселенц. Меня зовут Теодор.
— Черт возьми! Значит, она путешествовала со всей своей свитой, и свитой в высшей степени блестящей, если даже вы говорите по-турецки! Но долго ли продлится ее беспамятство? Ибо она в обмороке, не так ли, и ничего больше? Или она стала жертвой несчастного случая?
— Она просто получила удар, эксцеленц, — сказал Теодорос, по-прежнему невозмутимый. — К моему величайшему сожалению… я вынужден был оглушить ее, чтобы спасти от отчаяния.
Взгляд посла стал задумчивым, но никак не удивленным. Дипломатическая практика в османской стране научила его ничему не удивляться. А психологию женщины порой труднее понять, чем самую сногсшибательную ситуацию.
— Я вижу, — сказал он только. — Там вон вода и коньяк.
Попытайтесь привести в себя вашу хозяйку, а я пойду за солью.
Спустя некоторое время Латур-Мобур вернулся вместе с новым персонажем, который еще на пороге издал радостное восклицание:
— Боже мой! Вы все-таки нашли ее?
— Итак, это действительно она? Кэннинг не ошибся?
— Не сомневайтесь, дорогой граф! Господи! Я уже устал молиться!..
И Аркадиус де Жоливаль с блестящими от слез и радости глазами поспешил к Марианне, все еще не приходящей в себя, тогда как посол не торопясь подошел и поднес к ноздрям молодой женщины нашатырь.
По ее телу пробежала дрожь, и она застонала, инстинктивным жестом отталкивая источник резкого запаха, но открыла глаза.
Ее взгляд, вначале туманный, немедленно приковался к родному лицу Жоливаля, который, не стесняясь, лил слезы облегчения.
— Вы, друг мой?.. Но каким образом?.. Где мы находимся?
На это Теодорос, который, как подобает слуге из хорошего дома, отступил на три шага, с достоинством осведомил ее:
— В посольстве Франции, госпожа княгиня, куда я имел честь доставить госпожу княгиню после случившегося с ней происшествия!
— Происшествия?..
Марианна напрягла мозг в поисках утраченных воспоминаний.
Этот изящный и уютный салон, так же как и мокрое от слез лицо ее старого друга, действовали на нее так благотворно, но что это за происшествие, которое… И внезапно туман рассеялся. Молодая женщина снова увидела искалеченный корабль, дверь с красными печатями, следы крови, грязные фигуры янычар в неверном свете фонаря.
Она бросилась на грудь к Жоливалю, впиваясь пальцами в отвороты его сюртука.
— Язон!.. Где он? Что с ним произошло? Я видела кровь на палубе брига… Жоливаль, ради Бога, скажите, жив ли он?..
Он нежно взял ее судорожно сжатые холодные руки и стал их согревать, но слегка отвернулся. Он не мог вынести ее умоляющий взгляд.
— Откровенно говоря, я ничего об этом не знаю! — сказал он охрипшим голосом. -Вы.., ничего не знаете?
— Нет. Но не менее откровенно скажу: я верю, я совершенно убежден, что он жив!.. Лейтон не мог позволить себе убить его.
— Тогда как.., почему?
Вопросы рвались с губ Марианны, слишком разные и многочисленные, чтобы она могла произнести их сразу. Тогда вмешался посол.
— Сударыня, — учтиво сказал он, — в данный момент вы не в состоянии выслушать что бы то ни было! Вы перенесли потрясение, истощены, измучены, без сомнения, голодны.