Розмари слегка очумело тряхнула головой и повернулась к сыну.
— Боже мой! — воскликнула она. — Как будто я сплю и вижу прекрасный, невероятный сон!
Вслед за этим Розмари обняла и поцеловала сына с таким искренним чувством, что толпа едва не повалила барьеры, а стекла в окрестных зданиях меланхолично задребезжали от рева доброй сотни тысяч голосов.
Указав на продолговатый микрофон, Розмари промолвила:
— Пожалуйста, вы.
— Спасибо. Вы не подскажете, какую фамилию все?таки использовать, обращаясь к вам — Рейли, Вудхауз или Кастивет?
Розмари на секунду задумалась, а затем ответила:
— Похоже, нынче в ходу только имена. Уж не знаю, результат это влияния Энди или тенденция, которая существовала и до него. (Зал отозвался легким смешком, необъяснимым для нее.) Словом, я полагаю, одного имени Розмари будет вполне достаточно. Официально, в документах, я Розмари Айлин Рейли. Но мне, говоря по совести, больше по вкусу то имя, которое я сегодня видела на многочисленных значках — «мама Энди».
Смех, аплодисменты.
Диана Калем, стоящая в толпе журналистов, которым не досталось сидячего места, аплодировала едва ли не громче всех. Она довольно улыбалась и одобрительно кивала.
Первоначально небоскреб, теперь занятый фондом «Божьи Дети», принадлежал могучей кинокомпании, так что на девятом этаже имелся просторный зал с высоченными потолками, где архитектор, нанятый «БД», разместил конференц?зал с амфитеатром кресел — Энди был сторонником именно такой планировки.
Пять уступов амфитеатра вмещали более шестидесяти человек. Еще двадцать — тридцать журналистов теснились в проходах вокруг трех передвижных телекамер, которые бодро вертели вытянутыми носами в разные стороны.
Энди и Розмари сидели на подиуме за столом с небесно?голубым покрывалом, на котором выделялось лучистое солнце — эмблема «Божьих Детей».
Мухаммед и Кевин сидели возле подиума и орудовали чем?то вроде удочек — эти микрофоны на длинных палках на тележаргоне называют «журавлями». Одновременно краем глаза оба охранника следили за порядком в зале.
Когда аплодисменты стихли, Розмари с улыбкой указала рукой влево:
— Пожалуйста, вы. Нет?нет, не вы, ваш сосед.
— Розмари, каково вам ощущать, что вы поневоле упустили едва ли не весь период взросления Энди?
— Ощущение ужасное, — кивнула Розмари. — Что греха таить, именно это и является самым грустным в моем приключении. И тем не менее я рада! — Тут она с улыбкой повернулась к Энди и сжала его руку, лежащую на столе. — Да?да, я рада, что он так отлично справился и без меня!
Энди отрицательно мотнул головой, подался вперед, к лесу микрофонов на голубом сукне, и сказал:
— Не согласен с тем, что я справился сам.
Равно как и с тем, что мама упустила «едва ли не весь период» моего взросления. Вчера поздно вечером, а точнее, сегодня рано утром я так и сказал ей: ты была со мной в самые важные годы моей жизни — от нуля до шести лет, когда закладывается основа характера. Так что это она указала мне путь, по которому я сегодня иду. Это она помогла сделать мне первый шаг!
Он ласково поцеловал Розмари в щеку.
Снова аплодисменты. Снова оживление в зале. Снова телекамеры лихорадочно заводили носами, вынюхивая эффектные кадры.
Лес поднятых рук и микрофонов.
— Розмари! Розмари! И опять она выбирает:
— Пожалуйста, вы.
— Розмари, до сих пор никому не удалось найти настоящего отца Энди иди хотя бы раздобыть какие?то сведения о его жизни после лета 1966 года. Как вы это объясните?
— Увы, мне известно о нем не больше вашего. Ги уехал в Калифорнию, мы развелись — на том и закончились наши отношения. Больше я о нем ничего не слышала.
— Быть может, вы расскажете нам подробнее, что за человек он был?
Розмари ответила не сразу. Сперва она откашлялась, обвела зал быстрым рассеянным взглядом и только после этого сказала:
— Я уже упомянула во вчерашнем телеинтервью, что мой бывший супруг был актером. И актером неплохим. Он участвовал в трех бродвейских постановках, а именно: в спектаклях «Лютер», «Никто не любит альбатроса» и «Под прицелом». Как вы догадываетесь, у нас с ним были серьезные нелады… Однако я могу сказать, что в общем и целом он был достаточно милым человеком, заботливым и неэгоистичным мужем…
Энди решительно перебил ее, смягчая свою грубость тем, что ласково взял руку матери в свою.
— Извините, друзья, — сказал он, обращаясь к журналистам, — но есть области, в которых память не до конца вернулась к моей маме. Давайте лучше сменим тему. Итак, я слушаю следующий вопрос. Вот вы, пожалуйста.
Розмари хотелось поговорить с сыном наедине. Однако в гостиной ее номера на седьмом этаже, куда они спустились после пресс?конференции, толкалась по меньшей мера дюжина сотрудников головной, нью?йоркской организации «Божьих Детей».
Один официант предлагал холодные напитки, другой выполнял роль бармена и готовил коктейли для гостей.
Диана Калем с ходу представила ей главу юридического корпуса, а также директора издательства «БД». Розмари за шумом не разобрала или не запомнила их фамилий. Юриста звали Уильям, а издательницу — Сэнди.
Только?только Розмари успела перекинуться с ними парой фраз и выпить первый «гибсон», как ее плеча коснулся Энди, который с виноватым видом объявил, что ему пора убегать — «дела, дела…». Она лишь секундочку могла полюбоваться воистину прекрасными светло?карими озерами его глаз, глядевшими так невинно, так ласкающе. В следующий момент он уже повернулся к Уильяму и Сэнди, извинился перед ними и отвел мать в сторонку.