Но даже и он, войдя в первый из длинных туннелей, почувствовал позывы к тошноте. Округлая пищеводообразная конструкция отнюдь не способствовала внутреннему спокойствию. Партия погрузилась в открытые сани, движимые перистальтическими толчками мускулатуры пола.
Скользкая стена через равные промежутки была оборудована сфинктерными клапанами для ввода предварительно переваренной кашки.
Мягко и ненавязчиво светили полупрозрачные пузыри, наполненные чем-то флюоресцирующим. Гомес, сидевший рядом с Линдсеем, напряженно изучал местную архитектуру. Внимание его было обострено с помощью препарата, известного у цикад как «Зеленый экстаз».
— Они дошли до крайности, — негромко сказал Гомес. — Да может ли такое обладать еще и личностью? Чтобы управиться со всем этим мясом, нужен мозжечок не меньше полутонны. — Глаза его сузились. — Воображаю, как оно должно себя чувствовать.
Клонированный потомок Карнассуса, помещавшийся в переднем отделении саней, тронул пульт управления. Плоть влажно расступилась, и сани понеслись вниз, в широкую, с многорядным движением шахту, прерывавшуюся время от времени просторными площадями и жилыми районами.
Мимо проносились конторы и магазины, встроенные во вздутия смуглой, атласной кожи. Повсюду было жарко, пахло надушенным телом. Интимность в промышленном масштабе… Людей попадалось не так уж много — в основном дети, разгуливающие голышом.
Сани резко остановились; группа высадилась на покрытую пушком площадку. Сани скользнули по направляющим назад, и Гомес слегка толкнул локтем Линдсея:
— Смотрите, канцлер: стены имеют уши!
Стены и вправду имели уши. И глаза.
На этом этаже воздух был какой-то другой. Аромат духов здесь просто опьянял. Гомес внезапно почувствовал, как тяжелеют веки, а братья Сциларды, носившие, среди прочего, ленточные наголовники-камеры, сняли их, чтобы промокнуть пот. Джейн Мюррей и Эмма Мейер стали подозрительно озираться. Линдсей вдруг понял, в чем дело: феромоны. Архитектура сексуально возбудилась.
Группа проследовала по низкогравитационной пешеходной дорожке. Ее толстая, упругая кожа была сплошь испещрена огромными нескончаемыми завитками папиллярных линий. Потолок же — для передвижения нa руках — был покрыт колеблющимся ковром из черных блестящих волос.
Очевидно, данный уровень был местной достопримечательностью: здесь от зданий были оставлены лишь каркасы, служащие плоти, как решетки — плющу. Пышная органика облепила их со всех сторон, мягко, женственно скругляя прямые эвклидовы углы каркасов. Конструкции, выраставшие из пола, изгибались, словно щей лебедей, арками врастая в глянцевитый потолок. Стены домов покрывали ямочки и впадины, влажно-розовые сфинктеры дверей плавно переходили в кожу стен, покрытую нежным, еле заметным пушком.
Они остановились на волосяном газоне у большого замысловатого здания. Смуглые стены его блестели мозаикой из кости.
— Ваше жилище, — объявил полковник.
Двустворчатые двери распахнулись на мускулистых петлях, наподобие челюстей, в мощном зевке.
Джейн Мюррей, отстав от остальных, замешкалась у входа и взяла Линдсея за руку.
— Мозаика на стенах… Это же зубы!
Лицо ее под голубой и аквамариновой цикадной раскраской побледнело.
— В воздухе рассеяны женские феромоны, — объяснил Линдсей. — Из-за них вы и нервничаете. Реакция мозжечка, доктор.
— Ревность к стенам… — Джейн улыбнулась. — Здесь — словно в гигантском привате.
Несмотря на свою браваду, она явно была напугана. Джейн наверняка предпочла бы этому сомнительному обиталищу любой пользующийся сколь угодно дурной известностью приват в ЦК, какие бы беззакония в нем ни творились.
Они ступили за порог.
— Вы делите жилье с двумя группами торговых агентов — с Диотимы и фемиды, — но в вашем распоряжении целое крыло. Сюда, пожалуйста.
Они последовали за Мурасаки по широкой дорожке из плоских костяных вкраплений. За ребрами потолка глухо стучало одно из бесчисленных сердец Дембовской — промышленного масштаба кровенапорная станция. Его сдвоенные удары задавали ритм негромкому мелодичному воркованию, доносившемуся из астроидной в стену гортани.
Его сдвоенные удары задавали ритм негромкому мелодичному воркованию, доносившемуся из астроидной в стену гортани.
Все оборудование в помещении было биомеханическое. Со стен мерцали биржевые мониторы, отражавшие подъемы и падения наиболее популярных механистских акций. Мебель состояла из сформированных со вкусом возвышений; причудливые кровати из плоти были застелены бельем, расписанным под радужные оболочки.
Просторный номер был поделен на части татуированными перепончатыми ширмами. Полковник щелкнул по делителю одной из них, и перепонка, сморщившись наподобие глазного века, втянулась в потолок. Затем он вежливо указал на одну из кроватей:
— Вся меблировка — образцы эрототехнологии нашей стеноматери. К вашим услугам, для полного комфорта и наслаждения. Хотя должен вам сообщить, что стеномать резервирует за собой право на оплодотворение.
Эмма Мейер, с опаской присевшая на одну из кроватей, поднялась:
— Прошу прощения?
— Мужские эякуляты, — сдвинул брови полковник, — переходят в собственность реципиента. Древнейший принцип женщин.