Кабинет Уэллса был защищеннее прочих. Видеосистемы в нем демонстрировали бурлящую мозаику из заголовков, перемежающихся прямоугольничками данных, которые можно было задержать и увеличить по своему усмотрению. Одет Уэллс был в комбинезон-клеш с шейперскими кружевами у горла. По серой ткани комбинезона были разбросаны темно-серые стилизованные эвриптероиды. На пальцах, поверх элегантных перчаток, — управляющие, набитые электроникой кольца.
— Добро пожаловать в церерский «Дейтаком Нетуорк», аудитор Милош. И вы, госпожа офицер связи. Позволите предложить вам горячего чаю?
Линдсей принял грушу с благодарностью. Чай оказался хоть и синтетическим, но хорошим. Грета же, взяв грушу, пить не стала. Она смотрела на Уэллса со сдержанной осторожностью.
Уэллс тронул переключатель на липкой невесомостной столешнице. Большая лампа на гусиной шее гибкого штатива повернулась с плавной змеиной грацией и уставилась на Линдсея. Под колпаком ее оказались человечьи глаза, вделанные в гладкую среду из темной плоти. Моргнув, лампа перевела взгляд на Грету. Та почтительно склонила голову.
— Монитор начальника полиции, — пояснил Уэллс для Линдсея. — За важными делами — а ваши новости, по вашим словам, именно таковы — она предпочитает наблюдать собственными глазами. — Он обратился к Грете:
— Итак, госпожа офицер, ситуация на контроле. — Дверь-гармошка раскрылась за ее спиной.
Поджав губы, Грета еще раз поклонилась лампе, коротко глянула на Линдсея и, оттолкнувшись ногой от стены, вылетела из кабинета. Дверь за Гретой задвинулась.
— Как вас угораздило связаться с этой дзенской монахиней? — спросил Уэллс.
— Прошу прощения?..
— Ну, с Битти. Она не рассказывала о своем культе? О дзен-серотонине?
— Нет, — поразмыслив, ответил Линдсей. — Она очень сдержанна.
— Странно. Ведь на вашей родине этот культ прочно укоренился. Вы ведь с Беттины, так?
Линдсей взглянул ему в глаза:
— Вы меня знаете, Уэллс. Припомните-ка Голдреих-Тримейн.
Ухмыльнувшись уголком рта, Уэллс сжал свою грушу, выстрелив янтарной струей чая в рот. Зубы у него оказались крупными и ровными, так что зрелище получилось довольно-таки плотоядное.
— Я так и думал. Есть в вас что-то от шейпера. Если вы — катаклист, не ляпните чего-нибудь неразумного на глазах начальника полиции.
— Я — жертва катаклистов, — сказал Линдсей. — Они продержали меня в заключении целый месяц. Это испоганило все мои дела. И тогда я бежал.
Он стащил перчатку с правой руки.
Уэллс тут же узнал старинный протез.
— Доктор-капитан Мавридес… Какая приятная неожиданность! По слухам, вы безнадежно спятили.
Что меня, честно говоря, порадовало — как же, Абеляр Мавридес, инвесторский любимчик… Где ж ваши драгоценности и шитье, доктор-капитан?
— Теперь я путешествую налегке.
— И пьес больше не ставите?
Уэллс выдвинул ящик стола, извлек оттуда портсигар и предложил гостю сигарету. Линдсей ее с благодарностью принял.
— Театр вышел из моды…
Они закурили, и Линдсей беспомощно закашлялся.
— Должно быть, доктор, я оскорбил вас, явившись на свадьбу агитировать ваших студентов?
— Это у них всякие там убеждения, а не у мейя. Но вот за вас я боялся.
— Зря боялись, — улыбнулся Уэллс, выпустив дым. — Эта ваша студентка, Бесежная, стала одной из нас.
— Пацифисткой?
— Мы, доктор, думаем теперь несколько иначе. Старые категории — шейперы, механисты — сильно обветшали. Жизнь развивается через образование подвидов. — Он улыбнулся. — Потомков. Такое случалось в свое время с прочими успешно развившимися животными, а теперь настала очередь человечества. Группировки до сих пор борются друг с другом, однако упомянутые категории уже отжили свое. И ни одна из этих группировок не может более утверждать, что именно ее путь предпочтителен для человечества. Человечества больше нет.
— Вы рассуждаете как катаклист…
— Некоторые рассуждают и вовсе как безумцы. А именно — власть предержащие. И в картелях и в Совете Колец. Раздирать Схизматрицу ненавистью им легче, чем осознать наши возможности. Наши миссии к чужакам окончились провалом — оттого что мы даже с собственными кровными братьями не можем сговориться. Мы дробимся на подвиды. Нужно признать этот факт и объединиться заново, на новой основе.
— Что же способно объединить человечество после развала?
Взглянув на видеосистему, Уэллс при помощи кольца зафиксировал одну из статей.
— Вам доводилось слышать об уровнях сложности? Уровнях Пригожина?
Сердце Линдсея провалилось куда-то вниз.
— Я никогда не питал склонности к метафизике. Ваши религиозные воззрения — ваше личное дело. У меня была любимая женщина и надежное жилище. Все прочее — абстракции.
Уэллс всматривался в экран. По нему бежало сообщение об очередном скандальном случае ренегатства — на Церере.
— Да-да, ваша жена, профессор-полковник… Тут я вам ничем не могу помочь. Для этого нужен опытный похититель людей. Здесь вам такого не найти. Поищите на Церере или на Беттине.
— Моя жена — дама упрямая. Подобно вам, она имеет идеалы. Только мир может объединить нас снова. А мир в нашем мире может обеспечить один-единственный фактор. Инвесторы.
Уэллс коротко хохотнул.
— Все то же самое, доктор-капитан? — Внезапно он перешел на плохой инвесторский: