— А, так вы — Александрина Тайлер. Из Республики Моря Ясности.
Она удивленно приподняла тонкие дугообразные брови:
— Вы уже знакомы с моим делом, господин аудитор?
— Вы не хотели бы, — Линдсей опустился в снабженное стременами кресло, — сперва выпить?
Да, это была его первая жена. На некоем глубоко захороненном в сознании рефлекторном уровне зашевелилась давно уже мертвая личность, тончайший пласт фальши, которой ему приходилось от нее отгораживаться, когда они состояли в браке. Александрина Тайлер, его жена, кузина его матери.
— Нет, спасибо, — сказала она, оправляя на коленях юбку. Да, колени, помнится, доставляли ей сильное неудобство, она тогда еще вставила в них тефлон…
Знакомый жест напомнил ему о брачной политике аристократов Республики. Александрина была старше его на пятьдесят лет; брак их был тесной клеткой утомительного политеса и мрачного мятежа. Линдсею уже девяносто, гораздо больше, чем было ей в день женитьбы… Сейчас, оценивая все это с позиций настоящего, он почувствовал, какую боль причинял ей тогда.
— Я родилась в Республике и почти полвека назад, во время шейперских чисток, потеряла гражданство. Я люблю Республику, господин аудитор, и никогда ее не забывала… Я вышла из очень влиятельной семьи, но, наверно, теперь, с установлением новой власти, это все уже ничего не дает?
— Вы были женой Абеляра Линдсея?
Глаза ее округлились.
— Значит, вы хорошо осведомлены… Вам известно, что я подавала прошение об эмиграции? От правительства Понпьянскула я не получила никакого ответа. Я пришла просить о помощи вас, господин аудитор. Я не принадлежу к Углеродной лиге, но знаю, какую она имеет власть. Ваше влияние выше законов.
— Должно быть, мадам, ваша жизнь весьма нелегка. В Схизматрице, без всякой поддержки…
Она моргнула. Веки фарфоровой белизны, словно бумажные ширмы, прикрыли на миг глаза.
— Нет. С тех пор, как я в картелях, все не так уж и плохо. Конечно, нельзя сказать, что я счастлива. Я не забыла усадьбу, деревья, сады…
Линдсей переплел пальцы рук, не обращая внимания на непрерывное покалывание в правой.
— Не хотелось бы вселять в вас пустые надежды, мадам. Неотеническое законодательство не допускает отклонений. Республике не нужны люди нашего возраста, так или иначе изменившие первозданному человеческому состоянию. Верно, я сделал кое-что для Неотенического правительства. Относительно переселения граждан Республики, достигших шестидесятилетия. «На вымирание во внешний мир», так это у них сформулировано. И поток переселенцев строго односторонен. Весьма сожалею.
Она помолчала.
— Вы хорошо знаете Республику, господин аудитор?
Тон ее ясно говорил, что она смирилась с неудачей. Теперь она желала одних лишь воспоминаний.
— Достаточно, чтобы знать, что жену Абеляра Линдсея там осудили. Ваш бывший муж буквально канонизирован, он — мученик, пострадавший за дело презервационизма. Вас же считают пособницей механистов, главной виновницей изгнания и смерти Линдсея.
— Ужасно… — Глаза ее наполнились слезами, она поднялась на ноги. — Я… Извините… Нельзя ли воспользоваться вашим биомонитором?
— Слезы меня не пугают, мадам, — мягко ответил Линдсей. — Я не дзен-серотонист.
— Муж… Он был такой способный… Мы думали, что поступаем правильно, отправляя его учиться к шейперам.
Я так и не поняла, что там с ним сделали, но это было ужасно. Я изо всех сил старалась сохранить семью, но он был такой хитрый и изворотливый, что мог извратить любое мое слово или же направить его на совершенно противоположную цель. Он и в остальных вселял страх. Они были уверены, что он разорвет наш мир на части. Зря мы послали его к шейперам!
— Но я уверен, что с позиций того времени вы поступили очень умно, — сказал Линдсей. — Республика уже находилась в зоне влияния механистов; следовало восстановить равновесие.
— Но не за счет сына моей кузины! Мало им было плебеев вроде Константина? — Палец ее поднялся к губам. — Извините. Все это, конечно, аристократические предрассудки. Простите, господин аудитор. Я погорячилась.
— Понимаю, — сказал Линдсей. — В вашем возрасте дела давно минувших дней могут вызывать неожиданные приливы чувства. Мне очень жаль, мадам, с вами обошлись несправедливо.
— Спасибо, сэр. — Она приняла поданную роботом салфетку. — Я глубоко тронута вашим сочувствием. — По-птичьи точными движениями она промокнула глаза. — Мне начинает казаться, что я знаю вас очень давно.
— Ложная память… Некогда я был женат на женщине, весьма похожей на вас.
Последовал неторопливый взгляд. Вне вербального уровня сказано было очень много. Истина, мелькнув на поверхности, скрылась за необходимым фасадом недоговорок.
— Жена… — Лицо ее ярко вспыхнуло. — Она не поехала сюда с вами?
— Брак на Дембовской — совсем другое.
— Я была замужем здесь. По пятилетнему брачному контракту. Полигамному. Он истек в прошлом году.
— И теперь вы не замужем.
Она кивнула. Широким жестом правой руки, сопровождаемым тихим жужжанием, Линдсей обвел комнату.
— Я — тоже. Результат, по-моему, налицо. Служебные дела сделали мою жизнь пустынной.
Она едва заметно улыбнулась.
— А как вы отнесетесь к тому, чтобы вести здесь хозяйство? Должность помощника аудитора, полагаю, оплачивается гораздо лучше той, что у вас сейчас.