Я уже не хочу жить в таком доме. И уже в таком доме жить не буду. Хватит! Но когда я вижу, как заселяется новый дом, когда вижу подъезжающие к такому дому грузовики с мебелью и скарбом, когда вижу самих этих людей, которые радостно затаскивают своё имущество внутрь нового жилья… Я остро в такой момент вспоминаю свою радость, вспоминаю счастливые глаза моей жены Лены…
Я не завидую новосёлам, я много переезжал в жизни, у меня было много новоселий и, я надеюсь, ещё будут новоселья впереди. Но такого, каким было первое, уже не будет. Более счастливого уже не случиться. Это остро чувствую я, когда вижу молодых новосёлов. Что-то радостное и в то же время печальное и острое обжигает сердце осознанием безвозвратности.
Что-то радостное и в то же время печальное и острое обжигает сердце осознанием безвозвратности. Обжигает и отпускает. Отпускает и помогает жить дальше.
А моему соседу Герману я очень признателен за то, что я навсегда ощутил и теперь живу с ощущением и твёрдым знанием того, что там, за этими стандартными окнами, за рядами этих одинаковых рам, всегда есть неведомый объём и чья-то жизнь… Жизнь неведомая… счастливая или не очень, или совсем не счастливая.
Ну живёт же за таким вот типовым окном Гера, со всем земным шаром, который застрял в его памяти у него в голове, и никак из этой головы и памяти не вылетит. Как сам Гера из моей…
Дарвин
Как же я всё-таки выбрал то образование, которое, в итоге, получил, и другого у меня нет? Я помню процесс выбора и помню все возможные варианты. Весело об этом вспоминать. Очень весело.
Бабушка с дедушкой, по отцу, были у меня биологами. А если точнее, ихтиологами. Когда-то давно, сразу после войны, они закончили томский университет, биолого-почвенный факультет. Специализировались они в области ихтиологии. Ихтиологи, кто не знает, изучают рыб. Научной карьеры они не сделали. Дед был сильно изранен во время войны. К началу той самой войны он закончил три курса университета. Как только война началась, он ушёл на фронт. Воевал два года, был весь искалечен, долго лежал по госпиталям, вернулся в конце войны в свой Томский университет, там на своём новом курсе встретил бабушку, вместе с ней университет закончил и прожил с ней всю жизнь. Сразу по окончании учёбы у них была научная деятельность.
Я помню их рассказы про Каспий, про научно-исследовательское судно. Про изучение рыб, приключения, про то, что у них тогда чёрной икры было больше, чем хлеба, и этой икры они наелись на всю жизнь. Потом родился отец. А потом они всю жизнь проработали в школе. В обычной средней школе. Точнее, в нескольких школах. Дед даже был директором школы, какое-то время. Рано вышел на пенсию. Военные раны и контузии трудно соседствовали в нём с его взрывным характером и работой в школе. А бабушка проучительствовала очень долго.
Меня бабушка часто приводила в школу, когда мне было четыре-пять лет. Я помню кабинет биологии и его закулисье. Там было много скелетов разных мелких животных, анатомические схемы человека, разные лягушки и змеи в банках со спиртом и прочее. Помню школьную теплицу, которая содержалась в идеальном порядке. Помню клумбу и цветы перед входом в школу. Бабушка любила заниматься цветами и много лет подряд занимала первое место по городу в конкурсе школьных клумб.
Сызмальства мне давали листать большие тома «Жизнь животных», где было много картинок и фотографий. Больше всего мне нравился том с насекомыми.
Как сейчас помню, притащу я найденного во дворе и быстро замученного детской заботой полудохлого жука, червяка или бабочку домой, и все умильно охают:
— Вот! Наша порода! В нас пойдет! — гордо говорил дед. — Будешь биологом? Будешь жучков изучать?
Я, наверное, кивал или давал утвердительный ответ.
— Да! Будешь ты у нас энтомологом! — громко заявлял дед всем. — А орнитологом не надо становиться. Я птиц терпеть не могу.
Я часто удивлял родительских знакомых тем, что в неполные три года не мог отчётливо сказать слова «грузовик» или «кораблик», но слова «энтомолог» или «орнитолог» говорил чётко.
Отец веселил друзей:
— Женя, кем ты у нас будешь? — спрашивал он меня трёхлетнего.
— Энтомологом! — громко орал я, и все смеялись.
— А кем не будешь?
— Орнитологом! — я радостно вопил.
Это был маленький семейный аттракцион.
Так что, одно направление выбора будущей моей профессии и жизни было намечено рано.
Много наших родственников были медиками. Врачами. Тоже хороший вариант и пример для подражания.
— Становись, племянник, доктором! Все будут уважать! Сестрички в беленьких халатах. Чаёк принесут, душу согреют, — говорил мне мой любимый дядя Игорь.
Дядя Игорь был известным в городе хирургом онкологом. Ещё он преподавал в медицинском институте. Он всегда шутил, мог больше других выпить, и у него был такой голос, от которого становилось спокойно-спокойно и хорошо.
Мама, когда я ещё не учился в школе, работала после окончания института инженером на заводе. А отец писал диссертацию, а потом её защищал. Но я помню родителей ещё студентами. Это смутные воспоминания и, в основном, ночные. Помню, если просыпался ночью, я видел, как мама что-то чертит, а отец чего-то пишет.