Грохот раздавался около полминуты и затих. Дочь не проснулась, но завозилась в кровати. Через минуту грохот возобновился, секунд на тридцать, и снова тишина. Дочь захныкала, просыпаясь. Через две минуты стук перфоратора повторился точно так же. И пошло-поехало! Дочь плакала, мы не знали, что делать. А перфоратор стучал и стучал. Нам пришлось уйти на прогулку раньше намеченного, гуляли мы долго по печальным, без деревьев и дорожек дворам новых домов и нашего дома. Когда мы вернулись, стук перфоратора всё продолжался и продолжался. И так до десяти часов вечера. Мы терпели, полагая, что кто-то решил что-то сделать у себя дома и нужно уважать чьё-то решение. Откуда шёл звук, сверху, снизу или из-за стены, установить просто на слух было невозможно. Казалось, долбят все стены сразу. В воскресенье около полудня грохот возобновился с той же силой и с той же последовательности. Тут я не выдержал, выскочил в подъезд и побежал по лестнице наверх. Я почему-то был уверен, что стучит, взявшись за ремонт, наш участковый. Шум и беспокойство, полагал я, могли исходить только от него. Но выше этажом было тише. Тогда я поспешил вниз. В общем, я быстро установил, что перфоратор работает в володиной квартире. Я позвонил. Володя открыл не сразу, сначала затих перфоратор, потом открылась дверь. Но Володя не пригласил меня войти, а вышел ко мне и прикрыл дверь.
— Ты что, ремонт затеял? — дружески спросил я.
— Кое-что затеял! — улыбаясь и, хитро щурясь, сказал Володя. Он был в старых своих джинсах, майке «Биатлон» и тапочках. На черных его волосах лежала мелкая, как мука, бетонная пыль. — А что, шумлю?
— Да так, Володя, сказать, что тебя не слышно, не могу, — ответил я.
— Понимаю. Снизу тоже уже приходили. Но знаешь, Жека, я работаю и шумлю в положенное время. Начинаю не рано, заканчиваю не поздно. Так что, это моё дело, — сказал он не без вызова.
— Я не спорю, Володя, — как можно дружелюбнее сказал я.
— Я не спорю, Володя, — как можно дружелюбнее сказал я. — А чего затеял-то?
— Пока не скажу. Потом увидишь — ахнешь! — гордо сказал Володя. — Ну, давай, пойду работать, пока время есть.
Он скрылся за дверью, и через несколько секунд перфоратор загрохотал снова. Мы собрались на прогулку и гуляли сколько могди. Володя долбил до десяти вечера. Следующая суббота прошла точно также. Воскресенье мы провели у моих родителей, вернулись вечером, Володя долбил…
Рабочая неделя проходила в тишине, а уикэнд мы спланировали так: если Володя начинает долбить, мы берём дочь и едем в гости к нашим знакомым на дачу и проводим там весь день. Всё прошло по плану. И так было недели четыре. С каждым разом становилось всё сложнее и сложнее придумать, куда и к кому напроситься в гости на весь день, к тому же с маленьким ребёнком. А Володя делал своё дело.
Пятые выходные мы не нашли, куда деваться из дома и остались. К вечеру воскресенья дочь уже не обращала внимания на стук перфоратора, а мы вошли в какой-то ступор. А ещё через неделю, в субботу утром, когда мы ждали начала звукового ада, в дверь позвонили, я открыл. На пороге стоял Володя в халате и улыбался.
— Женёк, пойдем, кое-что покажу, — сказал он и подмигнул.
Я нацепил тапочки и пошёл за Володей. Перед самой дверью своей квартиры он остановился.
— Знаешь, Люся сегодня возвращается из санатория, — сказал он полушёпотом, — почти два месяца лечилась в санатории. Скоро поеду её встречать на вокзал. Хотел сделать ей сюрприз, но пока не доделал. Посмотри, как получается. Но строго не суди. Я ещё не закончил. Просто хочу показать кому-нибудь, — он говорил, явно волнуясь.
Володя впустил меня в прихожую, я скинул тапочки, Володя тоже сбросил свои. Он внимательно посмотрел на меня и торжественно распахнул двустворчатую дверь, ведущую в единственную комнату. Он выглядел в этот момент так, как, наверное, выглядят художники, срывающие ветошь со своего нового шедевра перед первыми зрителями. Я шагнул в комнату за Володей и остолбенел. Он оглянулся, увидел то, как я замер, увидел изумление на моём лице, и просиял.
В комнате было чисто, только мебель была отодвинута от дальней стены. Вся эта стена была от пола до потолка оббита вертикальными узенькими деревянными реечками, которые идеально были подогнаны друг к другу. Реечки были узенькие-узенькие, шириной, наверное, не более двух сантиметров, отлично отшлифованные и светлые. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что они не прибиты, а прикручены к стене шурупами через 40-50 сантиметров. Сделано все было идеально.
— Вот, — сказал Володя, — обделаю всю квартиру, потом обожгу паяльной лампой и лаком покрою. Вот тогда будет красиво!
— И кухню? — спросил я.
— И кухню, и прихожую, — гордо сказал Володя.
Я же прикидывал масштабы и перспективы ожидающего нас бедствия. Он за два месяца сделал одну стену, а это составляло процентов пятнадцать всей работы. Ужас охватил меня!
— Ну как? Здорово? — любуясь своим произведением, спросил Володя.
— Впечатляет, — выдавил из себя я.
Когда я поднялся к себе, и Лена увидела моё лицо…
— Что-то стряслось? — взволнованно спросила она сразу.
Володя около месяца не возобновлял работу. Потом месяц терзал стены и нас своим перфоратором. И так, с перерывами, упорно шёл к своей цели. Когда мы, скопив денег и подыскав удачный вариант, покидали свой дом № 13 на улице Свободы, Володя ещё не завершил свой труд. Хотел бы я увидеть его квартиру сейчас. Уверен, что Володя там, он счастлив и продолжает совершенствовать своё жизненное пространство.