Напустила на себя как можно более таинственный вид.
— Это государственная тайна…
Шумный пан мигом захлопнул рот.
— Это государственная тайна…
Шумный пан мигом захлопнул рот. И тоже приосанился.
— Разумею, — понизил голос.
— Никто не должен знать…
— Бей меня Перкунас! — стукнул он себя кулаком в грудь. — Груб… то есть могила!
— Тут рядом, — ткнула пальцем в сторону Анубисова храма, — окопались…
Что б ему такое наплести? В голову, как на грех, лезла только одна «чупакабра».
— Здрайцы? — догадался Будря. — Изменники? Надо же! Бедные еретики. Впрочем, так им и надо.
— Пан догадался, — подтвердила зловещим шепотом.
— Я мувил. Я паненке мувил, цо тут заговор, — самодовольно пригладил усы лех. — Велика збродня.
— Мне нужно туда пробраться, — вполголоса затараторила девушка. — Раздобыть кое-какие документы. Но, боюсь, мое появление могут встретить весьма нелюбезно.
— Ха! — подбоченился пан. — Пусть только попробуют что-то сделать. Я им! Не будь я Будрей из Большого Дупла. Это какой-нибудь худородный Мудря из Козлиных Кучек струсил бы и удрал от парочки подлых здрайцев. Но мы, Будри, никогда не отступали перед опасностью и не бросали друзей в беде!
Вот так новый друг-приятель выискался. Но не переборщила ли она?
— Вы, любезный пан, оставайтесь здесь, в засаде. Если что, я дам вам сигнал.
— Сигнал?
— Да. Пришлю вам… своего вестового…
Сунула леху под нос котомку, откуда тотчас же подал голос, а затем и выбрался сонный и недовольный Ваал.
— Крыса! — с омерзением отшатнулся Будря.
«Ви-ю! — фыркнул пушистик. — Сам такой!»
— Это кусик, — заступилась за питомца Орланда. — Специально надрессированный. Служит для передачи важных сообщений.
— Разумею-у! — уважительно покивал головой пан. — Мудро придумано. Кто в такой твари заподозрит посланца? Побыстрей бы прочь сбежал.
— Стало быть, достопочтенный, — констатировала приказным тоном. — Спрячьтесь получше и ждите посланца.
— Так есть! — вытянулся пан, подтянув пивное брюшко. — А… — Замялся. — Важные паперы, проше паненку, мы добываем?
«Мы!» — хмыкнула про себя послушница.
— Очень важные.
— Бей меня Перкунас! Так, може быть, сам пан круль… царь узнает?
— А как же, — легко согласилась Орланда, для которой местный правитель был не более чем пустым местом. — Обязательно узнает. Он-то меня и послал. Вот, у меня даже специальный знак имеется!
Показала ему свой медальон. Будря поцокал языком и с благоговением прижал руки к груди.
— Тогда, може быть, паненка мувит слово пану крулю о таком себе Будре из Большого Дупла? Пусть бы ясный пан круль сделал Будрю центурионом!
Ну и загнул. Сразу видно, что лех. За небольшую службишку и прямо в центурионы. Но разочаровывать пана не стала.
— Скажу, скажу.
Но разочаровывать пана не стала.
— Скажу, скажу. Почему бы не сказать?
— Дзенькуе бардзо, пенкна паненка. Пусть Перкунас даст тебе многих лет жизни и жениха красивого и богатого.
У меня уже есть… Жених, — горько улыбнулась она ему на прощанье.
На ее счастье, злобной бабки, пытавшейся в прошлый раз огреть Орланду метлой, сегодня не было. Зря только переживала, готовя покаянную речь.
Жрец-настоятель (язык не поворачивался называть его священником), конечно, узнал скандальную единоверку, однако проявил поистине христианское смирение и милосердие.
Внимательно выслушав сбивчивую и запутанную мотивацию того, зачем девушке понадобилось попасть в библиотеку, он поначалу наморщил лоб, потом пожевал губами и, наконец, согласно кивнул.
Сделав приглашающий жест, повел ее куда-то длинной вереницей коридоров, показывая по пути местные святыни.
Орланда мысленно чертыхалась, останавливаясь перед очередным изображением или изваянием Анубиса Мемфисского, представленного здесь в самых возможных и даже невозможных ипостасях. Местная иконография, мягко говоря, не совсем вписывалась в церковные каноны. То же можно было сказать и о трактовке еретиками ряда евангельских сюжетов.
— Так, здесь у нас скрипторий, — пояснил настоятель, когда они вошли в большую светлую комнату, где на столах были разложены папирусные свитки и листы драгоценного пергамента, над которыми трудились пять или шесть переписчиков книг — чахоточного вида парни в черных хламидах.
Завидев начальство, молодые люди прервали работу и повыскакивали из-за столов.
— Продолжайте, продолжайте, дети мои! — велел им отец Рамсес.
Брат Нефертум, — обратился он к самому старшему. — Тут к нам обратилась за помощью наша сестра по вере. Ей нужно помочь. Проводи ее в книгохранилище и покажи… — Что-то прикинул в уме. — Да, скорее всего, раздел «Е».
Тощий и бледный мужчина с изможденным лицом крестообразно сложил на груди руки и согнулся в поясном поклоне.
— Все, вверяю вас заботам брата Нефертума, а сам удаляюсь, — улыбнулся настоятель. — Нужно готовиться к вечерней мессе.
— Спасибо вам большое, святой отче, — горячо поблагодарила Орланда.
Бледнолицый провел ее в огромное полутемное помещение, уставленное шкафами и ящиками, доверху заполненными футлярами, в которых хранилось то, на страницах чего «оживали мертвые и говорили немые».
«И как он только здесь ориентируется?» — удивлялась девушка, завороженно наблюдая за тем, как ловко лавирует Нефертум в этом беспорядке.