К ней подсел немолодой седоусый мужик в длинном кафтане, с кривым мечом на поясе.
— Слыхал я про вашу Империю всякие вещи, но чтоб такое…
— Да, при оружии, как видишь, и, кстати, умею с ним обращаться, — сухо бросила Орландина.
— Ну, не обижайся, — широко улыбнулся мужик. — Я ж, наоборот, хвалю. Пан Будря, — представился он, — Лех.
— Пан? — переспросила амазонка.
Вроде бы так звали какого-то древнего бога, который уже лет пятьсот как помер (как установили мудрецы).
— Да, красотка, я пан! — гордо изрек усач. — Не сомневайся!
Орландина пожала плечами. Может, он считает себя потомком этого ахайского божка? Ну да, в конце концов, ему виднее, кто его предки.
— Белинда, амазонка из Сераписа, — представилась в свою очередь именем, под которым она записалась в «Хозяине морей». — А лехи — это кто? — поинтересовалась из простой вежливости.
Что-то про них она слышала, но вот точно припомнить не могла.
— Лехи — это мы! — с не меньшей гордостью сообщил собеседник, всколыхнув тугое пузо. — Мой маеток Большое Дупло, под Ракшавой! Большое Дупло — это название такое, — пояснил он, видя, как недоуменно взлетели вверх брови собеседницы.
— А, в Артании, — сообразила Орландина. — Так бы и говорил, уважаемый, что артаниец.
— Кто артаниец, я? — обиженно переспросил потомок козлоногого бога. — Сказано тебе, паненка, лех я! Если хочешь знать, наш народ древнее этих восточных варваров раза в два! А куявцев — так вообще в три! Нет, пожалуй, цо и в четыре!
Он прихлебнул из кружки.
— Ну и пиво у вас — гадость невозможная!
— Так это ж вино!
— Разве? — поморщился иноземец.
— Но я же просил пива… Эй!! — бабахнул он кулаком по столу. — Холоп, живо сюда!
Но официант не появился, и пригорюнившийся Будря вновь завел беседу с Орландиной.
— Если хочешь знать, то мы бы могли легко прогнать этих артанийцев до самого Данапра, и даже дальше. Но просто нам неохота! Опять же, ведь тогда нам потребуется свой собственный круль. А с какой стати я, ясный и вельможный пан Будря из Большого Дупла, буду подчиняться какому-нибудь Мудре из Козлиных Кучек только потому, цо его выкрикнут крулем?! Сама подумай, прекрасная паненка?
— Верно говоришь, — поддакнула девушка. — Чем Мудря лучше Будри?
— Вот, ты меня понимаешь, — похвалил ее лех. — Нас считают дураками, способными только мед да пиво хлестать, драться и хвастаться. — Остатки вина были опрокинуты в широкую глотку пана. — Но таков наш нрав, на том стоим, и стоять будем на своем! — с гордостью изрек он.
«Ясно, на своем стоять всегда проще. Если на чужое ненароком стать, можно ведь и огрести по первое число!»
— Между прочим, — тон ее собеседника стал серьезным, — вот тут эти чертовы морские людишки веселятся и состязания устраивают, кто кого переорет! — Пренебрежительный взмах ладонью в сторону отдыхающих певцов, тискающих молоденькую служанку. — А ведь в Тартессе ихнем неспокойно. Думаю, у них тут заварушка намечается…
— Это в честь чего? — недоумевающе спросила Орландина. — Вроде все тихо…
— Да, — хохотнул лех, — тараканы у них в голове размером с курицу. Мувят, цо круль здешний, ну, царь, не… как бы это поделикатней при даме выразиться… Не сын своего отца, короче. И вообще… Стратег местный, как его, Алфей, цо ли, уже вербует людей для подавления бунта. На всякий случай. Так что не зевай. Если, конечно, не зря меч носишь, — дружески хлопнул он воительницу по плечу. — Не продешеви. Я вот на меньше, чем центуриона, не соглашусь.
Пан Будря швырнул официанту дисму и, не дожидаясь сдачи, вышел.
«Ну вот, только поговорить хотела», — лениво подумала Орландина. Но тут произошло нечто, заставившее ее забыть и владельца Большого Дупла, да и все остальное: кто-то громко и четко произнес ее имя.
Девушка оглянулась, машинально ища глазами знакомое лицо. Но она никого не узнавала.
— Итак, песня про Орландину и про то, как вредно гулять по ночам.
У девушки только что челюсть не отвисла. Слова эти произнес молодой, не многим старше ее, симпатичный темноволосый парень в малиновом берете и кожаной жилетке, задумчиво настраивавший резную китару.
Видать, тоже соискатель успеха на Посейдоновых состязаниях.
Пока амазонка напряженно думала, не подойти ли к нему и, взяв за ворот, не спросить что-то вроде: «Эй ты, кто тебе позволил трепать мое имя по кабакам?!». — Юноша запел, взяв сразу четыре аккорда.
И она, хоть про нее и говорили, что, дескать, ей в детстве слон на ухо наступил, невольно заслушалась.
Голос у парня был хоть куда, да и стихи, на вкус прознатчицы, тоже вполне ничего:
Я ночью вышел на прогулку,
Брел в темноте по переулку,
Вдруг вижу — дева в закоулке,
Стоит в слезах.
— Кто, — говорю, — тебя обидел? —
Потом я лик ее увидел.
— Кто, — говорю, — тебя обидел? —
Потом я лик ее увидел. —
Где, мне скажи, тебя я видел?
Забыл тебя!
Да, — вспомнил я, — ты Орландина!
Ответствуй мне, ты — Орландина?
Признайся же, о ангел дивный!
Узнал тебя!
Да, — отвечает мне невинно. —
Да, угадал мое ты имя,
Знай, юноша, что Орландиной
Зовут меня…
Где, говоришь, меня ты видел?
Ведь это ты меня обидел!
Но все ж, обиду я отринув,
Буду твоя.
— Как же хочу тебя обнять я!
Поцеловать тебя под платьем,