Испуганной таким явленьем рати;
Все приготовились к отпору;
Но он, как будто устрашенный,
Коня поворотил, назад
Помчался вихрем и пропал,
Как привиденье». Громко засмеявшись,
Сказал Зораб: «Итак, он только
Вас навестил по милости своей;
Напрасно ж он коня тревожил.
А я тем временем мой меч
Полакомил иранской кровью;
Нас темнота ночная развела;
Но завтра на рассвете
Опять начнется бой наш; завтра
Увидим мы, который устоит
Из нас двоих, который ляжет мертвый.
И обе рати станут в строй,
Чтоб быть свидетелями битвы.
Придется ль вам меня похоронить
Иль встретить с ликованьем — это
Нам скажет завтрашнее утро;
А нынче нам приличней, все забыв
Тревоги, влить вином душистым силу
В усталые от боя члены
И освежить язык, сожженный зноем.
Скорей, премудрый Баруман,
Вели нам пир обильный приготовить».
IX
Тем временем, достигнув стана,
Рустем в шатре царя
С ним и с его вождями
За освежительным вином
О жарком бое вспоминал.
Была там речь лишь только о Зорабе.
«Зачем ему,- спросил Рустема царь,-
Ты волю дал напасть на наше войско?
Когда бы к нам на помощь
Ты вовремя не подоспел,
Беда великая могла бы нас постигнуть.
Но что же сам, скажи, о нем ты мыслишь?»
И, зависти не ведая, Рустем
Сказал: «Такого богатырства,
Такого льва в таком младенце
Еще я в жизни не встречал;
Он бог войны, не человек,
И не уступит мне ни в силе, ни в искусстве;
А свежей младостью своей
Мою он старость превосходит.
Мне предстоит с ним завтра тяжкий бой.
Я испытал сперва мое копье,
Потом мой меч, потом и булаву —
Все отразил он; напоследок, вспомнив,
Что в старину я многих силачей
Одной рукою схватывал с седла,
Ему в кушак я руку запустил
И силой всей его рванул, но он
Не пошатнулся. Нас теперь
Ночная тьма с ним разлучила —
Не знаю, мной остался ль он доволен?
А я доволен через меру им.
Когда же завтра мы сойдемся,
Я постою за честь Ирана
И за свою, до сих пор без пятна
Мне сохранившуюся славу.
Как ныне, завтра оба войска
Свидетелями боя станут в строй;
И в этот час уж будет завтра всем
Известно, кто из нас двоих
Лежит убитый, кто живой остался;
Теперь же здесь, покуда мы еще
Все налицо, озолотим
Беспечным пированьем
Канун спокойный рокового,
Быть может, бедственного дня.
Державный шах, благоволи
Нас угостить твоим вином душистым».
X
Так говорил Рустем; и речь его
Задумчивость мгновенную на сердце
С ним пировавших навела.
Но снова с блеском зашипело
Вино; за славу и победу
Рустема сдвинулися чаши,
И наконец по долгом пированье
Все по шатрам на сон и на покой
Полухмельные разошлися.
В зеленый свой шатер вошедши,
Рустем Зевару так сказал:
«Зевар, мой брат, ты видел ныне,
Каков был этот бой; что будет завтра,
О том из нас не ведает никто.
Я завтра рано выйду к делу,
А ты, мой брат, меня предав
Во власть всевышнему, останься здесь
И стражем будь моей сабульской рати.
Когда из рук судьбы мне выпадет победа,
Не стану я на месте крови медлить,
И ты меня в шатре увидишь скоро.
Но если мне иное суждено
От неба, не скорби, не покушайся
Отмщать врагу, но рать мою немедля
Веди в Сабул; дорогой же и дома
Всем говори: ему был рок погибнуть
От юноши. А матери скажи:
«Не сокрушай себя; достигла ты
До старости глубокой; на твоих
Глазах состарился и он;
И ты его пережила;
Живи же долго, но о нем
Не сетуй; он великих дел
Довольно совершил; немало им
Истреблено чудовищ, великанов;
Немало крепких замков он
Разрушил и сравнял с землею;
Немало войск пред ним погибло —
Теперь настал черед и для него.
К железным смерти воротам
Конь жизни рано или поздно
Со всадником своим — кто б ни был он,
Могучий, слабый, храбрый, робкий,-
Примчится; каждому из нас
В те ворота в свой час придется стукнуть
И каждому отворятся они;
На увольненье здесь от смерти
Он записи от неба не имел;
На вечное подданство ей
Мы все укреплены судьбою».
Так матери ты нашей скажешь. А теперь
Налей вина последнюю мне чашу
На сон грядущий, брат Зевар,
И спи спокойно; остальное
Звездам на волю отдадим».
Рустем умолкнул, поданное выпил
Вино, разделся, лег
И в сон глубокий погрузился.
К н и г а о с ь м а я
РУСТЕМ И ЗОРАБ
Второй бой
I
Когда павлин денницы распустил
Широко хвост свой разноцветный
И голову под черное крыло
Угрюмый ворон ночи спрятал,
Рустем проснулся, опоясал
Губительный свой меч
И, боем дышащий, вскочил
На огнедышащего Грома;
И бурею на избранное место он
Помчался. Как звезда, пророк
Великих бедствий, пламенным хвостом
На небесах блистает ночью темной,
Так бедоносно шлем косматый
Блистал на голове Рустема;
Прибыв на место, с изумленьем
Он озирался, но Зораба
Там не было: Зораб, в то время
Как гибельный его отец
Ждал в поле, утренним вином,
При звуке лютнь, беспечно утешался.
И так сказал он Баруману:
«Со мною этот старый лев
И крепостию мышц, и ростом,
И храбростию равен;
Когда смотрю на грудь его, на руки
И на плеча, мне кажется, что вижу
Я в зеркале себя; невольно
Приходит в мысли мне, что сам
Таким я буду, если звезды
Мне столько ж лет отчислят в жизни.
Взглянув ему в геройское лицо,
Я чувствую какую-то тревогу,
Мне стыдно, я краснею, в грудь мою
Втесняется глубоко
Неодолимая тоска.
О Баруман, уж не Рустем ли он? Скажи
Мне правду; Баруман, спаси
Меня; не дай мне быть отцеубийцей
На ужас всей земле. Что, возвратясь,
Скажу я матери? Скажу ли,