Мне мать не говорила; в ней
Любовь к нему родиться не могла бы,
Когда б ее очам явился он
С таким лицом чудовищного тигра.
Но он и сам назвал себя
Убийцей Синда… нет! он не Рустем;
Я клятвы долг святой исполню
И отомщу убийством за убийство».
В то время и Рустем с собою
Так рассуждал: «Не от простой
Он матери; она, конечно,
Не человеческой, а великанской
Породы: в возрасте его
Подобной силы не имел я.
Рустем, Рустем, остерегись;
Сбери всю крепость, старый богатырь;
Два войска смотрят на тебя;
Беда и стыд, когда с тобою
Турчонок безбородый сладит
И, возвратяся в Семенгам,
Расскажет сыну твоему
О поношении отца его, Рустема».
Так, отдыхая, размышляли
Отец и сын. Тем временем их кони,
Усталые от жаркой схватки,
Но пощаженные в бою,
Проветрились, остыли, освежились
И приготовилися снова
Своих могучих седоков
Нести на смертный поединок.
V
Еще усталые, чтоб силы обновить,
Они за луки и за стрелы
Схватилися. Две первые стрелы
На воздухе слетелись остриями
И, обессиленные, пали
На землю; вслед за ними частым
Дождем другие зашумели:
Так вихрем сыплются сухие
С деревьев листья при осеннем
Свистящем ветре: так
Кругом ульев, когда согреет их
Лучом весенним солнце,
Сверкают и жужжат, рояся, пчелы.
И непрестанно в их руках
Сгибалися и разгибались луки,
Визжали резко тетивы;
И с них стрела слетала за стрелою;
И вслед за каждой из очей
Взор смертоносный вырывался.
Но то была лишь шутка боевая:
От панцирей отпрыгивали стрелы,
Их острие ломалося об шлемы.
В щиты вонзаяся, на них
Они густой щетиною торчали;
Так солнца острые лучи,
Гранит могучий осыпая,
Ему пронзить не могут твердой груди
И лишь ее поверхность разжигают.
Истратив стрелы, наконец
Противники свои пустые
Колчаны бросили и на коней
Вскочили оба, чтоб начать
Войну губительную снова.
VI
Слетевшись на конях, они
Вцепились крепкими руками
Друг другу в кушаки. Рустем
Сидел на Громе как железный;
Что он ни схватывал рукою,
Сжималось в ней, как мягкий воск;
Но он, схватив Зораба за кушак,
Был изумлен его сопротивленьем:
Как не колеблется утес.
Обвитый кольцами удава,
Так был Зораб неколебим,
Обхваченный Рустемовой рукою.
Но и Зораб напрасно мышцы
Напряг, чтоб пошатнуть Рустема:
Как не колеблется земля.
Обвитая струей воздушной,
Так был Рустем неколебим,
Обхваченный Зорабовой рукою.
И вдруг, кушак отцов покинув,
Как бешеный, Зораб впился руками
В его серебряные кудри,
Рассыпанные по плечам.
В сраженье выпав из-под шлема:
Он мнил, что вдруг сорвет его с седла;
Но он на нем, как вылитый из меди,
Не покачнувшись, усидел;
Один лишь клок серебряных седин
В своих руках Зораб увидел:
Он задрожал при этом виде.
«Ты, богатырь неодолимый
Под сединами старика! —
Воскликнул он.- Зачем, зачем
С моею молодостью сильной
Свою выводишь старость в бой?
О! сердце у меня в груди поворотилось,
Когда в моей руке остались
Твои седые волоса!
Мне показалось, что обидел
Богопреступною рукою
Я голову отца святую!
О! для чего же мы друг друга
Должны так яростно губить?
Ужель других здесь не найдется
Противников, чтоб успокоить
В нас жажду огненную боя?»
Так воин молодой сказал;
А старый мрачно и безмолвно
Отворотил грозящее лицо.
VII
И вдруг, как волк, врывающийся в стадо
Овец, он кинулся с мечом
На рать туранскую. Зораб
При этом виде повернул
Коня и, яростный, как тигр,
Из тростника в табун коней
Одним влетающий прыжком,
Явился меж дружин Ирана;
И начал меч его сверкать,
Как молния, направо и налево;
И люди вкруг меча валились,
Кто безголовый, кто пронзенный
Насквозь, кто пополам
Пересеченный. Той порой
Рустем, уже достигший строя
Дружин туранских, вдруг остановился
И, обратив глаза на рать Ирана,
Увидел, что в ее рядах
Расстроенных происходило;
Подумал он о бешенстве Зораба.
Подумал он о страхе Кейкавуси
И быстро, не взглянув на турков,
К своим на помощь поскакал.
Он там в толпе густой увидел,
Как рассыпал рубины крови
На яркий поля изумруд
Своим мечом Зораб. И он воскликну:
«Остановись! зачем на слабых
Так бешено ты нападаешь?
Чем провинилися они перед тобою,
Что вдруг на них ты кинулся, нежданный,
Как зверь голодный на добычу?»
Зораб, его увидя, изумился.
«А ты, мой старый богатырь,-
Воскликнул он,- за что на бедных турков
Так яростно ударил? Чем они
Тебя обидели? Но вижу,
Что снова ты в сраженье вызвать
Меня желаешь — я готов».
На то Рустем ответствовал: «Уж день
Сменила ночь; она покою
Принадлежит, а не сраженью.
Послушаемся ночи; завтра,
Лишь на востоке солнце, витязь неба,
Свой меч подымет золотой и землю
Им облеснет, мы бой возобновим;
Будь здесь, а я здесь буду:
Мы, пешие, борьбою
И боем рукопашным дело
Начатое окончим; оба войска
Сражения свидетелями будут;
Увидим мы, которое из двух
Богатыря оплачет своего».
VIII
Они расстались; сумрачен был вечер,
И темное тревожилося небо:
Оно как будто в погребальный
Покров заране облекалось.
Но весело Зораб вводил
Свои дружины в Белый Замок.
Он на пути спросил у Барумана:
«Что этот лев, который так измял
Мои бока тяжелой лапой,
Наделал здесь своим набегом? Много ль
Погибло от него народа?»
«Ты повелел, чтоб войско было тихо,-
Так Баруман ответствовал,- и войско
Стояло строем неподвижным,
Готовое к сраженью; вдруг
Мы видим, кто-то чудный, грозный,
Неведомый, как будто из земли
Родившийся, незапно
Ударил в самую средину