Тут Жимолость взяла любимый тон — мол, не учи того, кто все тропы на свете перепробовал. Ее противный голос мне прямо-таки под кожу забирался, как швейбага.
— Объясняю. По мне, так шип — это просто вопиющая безвкусица, вроде блескожи. Да я бы скорей хитин согласилась носить! Но если для вас, несчастных личинок, на рогах свет клином сошелся, то будь по-вашему.
Больше ни Жимолость, ни Сглаз, ни я ничего сказать не успели. Переменка закончилась, Черепаха начала новый урок.
Но мне больше не удавалось сосредоточиться на учебе. Все шарики в моей голове крутились с удвоенной скоростью, пытаясь разгадать, какую каверзу затеяла Жимолость.
Наконец черепаха разрешила нам выйти из виртуальности, и вот я снова очнулась в Мешке, уже спрятавшем липкие ниточки-усики.
Пощекотав, я его заставила раскрыться и выбралась наружу.
Все остальные ребята тоже вылезали из Мешков, приятно было видеть знакомые лица и фигуры после столь долгого купания в микродиснеевской патоке. Большинство из них… да все, кроме меня, любимой, щеголяли разными детскими прибамбасами: хвостами, чешуей, острыми когтями, гривами, экстровенами и накладными мозгами. Только мне предки не позволили купить даже простенькую жаберную щель или шестой палец, уже не говоря о сиськах, — они, видите ли, блюдут какой-то дикий принцип «соматической целостности».
Жимолость пригладила идеальную пегую шевелюру и глянула на меня со своего насеста — уголка умнопарты — с хищным выражением страж-птицы. Мне сразу захотелось, чтобы рядом оказался Сглаз, прежде чем она скажет хоть слово, но мой друг все еще выбирался из Мешка, он у нас в классе первый тормоз. Я решила помочь.
Мешок Сглаза претерпевал какую-то нетипичную перистальтическую реакцию, и мне пришлось ласкать ганглии управления, пока он не успокоился. Вечно у Сглаза проблемы с Мешком — потому что параметры этого интерфейса не настроены на специфику моего друга-товарища.
Сглаз мне помогал, и в конце концов ему удалось выбраться наружу.
У Сглаза ниже живота ничего не было. Просто-напросто в нескольких сантиметрах от пупка заканчивалось тело. Как будто его распилил надвое очумевший фокусник.
Низ Сглаза — или брюшная часть, или как угодно назовите — был запечатан пленкой «Иммунолоджик», прочной, как акулья кожа, и сращенной с его «родной» эпидермой. Пленка эта справлялась с отходами жизнедеятельности Сглаза, какать-писать ему не приходилось.
А ходил Сглаз на кулаках. У него могучие руки, с массивными супермиофибрильными бицепсами, с твердыми мозолями на костяшках пальцев. Передвигался он, либо бросая вперед туловище, а потом обе опоры разом, либо переваливаясь с одной руки на другую.
Таким Сглаз и родился. Его предки были космиками в третьем поколении, живя при нулевой гравитации, совершенно не нуждались в ногах. Они обратились к хромопортным, и те перекроили гены, и в результате получился мой приятель Сглаз.
Родители — асгардская номенклатура — отправили Сглаза на Землю, в нашу школу, — как они сказали, для прохождения высшей образовательной практики.
Но я не понимаю, каких таких выгод они для него искали, ведь сейчас практически везде легкодоступны, да и применяются вовсю, и тропо-, и виртобучение. Наверное, дело в сомнительной гейской социальной жизни — предки решили приобщить к нему отпрыска.
Или космикам захотелось бабки потратить с шиком.
Когда мы со Сглазом подружились, я ему задала два вопроса.
— Почему ты не ездишь на протезлежке, как ребята-дельфинята, например?
— Потому что я не инвалид. Я совершенно нормальный. Нормальный для космика, разумеется.
Спорить я не стала, хотя только базово-линейные пережитки вроде меня понимают полууничижительный смысл слова «нормальный». Может, на Асгарде у него другое значение. Я задала второй вопрос:
— Небось у вас в колонии новеньких в баках каких-нибудь стряпают?
— Угу. Реплигеновские утробы с эндометриумом от «И-Стат» и плацентами от «Арес-Сероно».
— Но как же вы… В смысле, что вы делаете, когда…
— Как мы тремся, тебя интересует?
— Ну да!
— Это все виртуальное. Кстати, мне только это у нас и не нравится. Хочется… хочется иметь ноги и письку! Даже снится иногда, как хожу…
— Может, это обратная связь с андроморфологическим полем Земли? Его и в космосе чувствуешь, а тут оно еще сильнее. Ведь не зря говорят: «Не сбежать на волю от андроморфологического поля, потому что оно — в лобной доле».
— Может быть.
И вот я помогла Сглазу принять «сидячую» позу, а затем Жимолость бесцеремонно вывела меня из задумчивости — подошла, виляя задом и тряся дойками, остановилась в метре и заговорила. На Сглаза она не обращала внимания — разве что если хотела оскорбить.
— Долго ты еще будешь нянчиться с этим мослоходцем? Когда мы сможем закончить наше дело?
Жимолость провела экраногтем большого пальца по шву, пересекающему ее голую талию, и открыла «карман опоссума». Из него ловко извлекла и вручила мне флэш-карту.
Я мельком заметила, что по экраногтю Жимолости бежит мандельбротов видеоряд, и вдруг мне все происходящее показалось странным и нереальным, как эти фрактальные картинки.
Я нервными пальцами согнула еще теплую карточку, и на ней высветилось силикробовое сообщение: