И девически молодой, высокий, певучий голос, звучащий будто не из этого сухонького тельца, а откуда?то сверху, с ближайшего неба…
Сразу я вдруг ощущаю необычайную легкость и удивительное спокойствие.
Будто всю жизнь тут нахожусь, и будто у меня нету тела — о его наличии напоминал лишь озноб с «мурашками» между лопатками…
Я положил Ванге на колени свой сахар вместе с букетом цветов. Сахар она с пренебрежением отбросила, а букет стала молча ощупывать…
Наконец внятно говорит (по?болгарски, была рядом переводчица, но и так понятно):
— Вижу Елену… Вижу Марию… Кто это?.. И сама же отвечает:
— Это мать твоя… И бабушка… Твои ушедшие родные женщины пришли с тобой через эти цветы…
Мою маму звали Еленой, а бабушку — Марией. Знать этого Ванга не могла ниоткуда, кроме…
В следующие минуты мне стало ясно, что она общается с душой мамы, с живой душой — и сейчас, и на протяжении всего времени ее жизни:
— Твоя мама родилась не в России… Слышу… Слышу французскую речь…
Мама родилась в Бельгии, в Антверпене, в детстве слышала вокруг себя фламандский и французский говор, бабушка и дедушка говорили пофранцузски… И этого Ванга знать не могла никак, да и я сам не вспоминал бог весть как давно, успел почти позабыть…
— Мать просит тебя никогда не ездить в Ленинград…
В Питере я до того бывал часто, там у меня полно родственников и друзей… Почему вдруг?.. В питерской сырости я, правда, заболевал пару раз… Но не ездить совсем, никогда?!
Я не стал ничего уточнять и просьбу мамы, переданную через посредство, которому я не могу не верить, пока выполняю послушно.
— Мать просит, чтобы ты бросил курить… Чтобы диету соблюдал… Береги живот!..
И тут Ванга, бабулька не шибко грамотная, произнесла непонятно откуда известный ей медицинский термин «панкреас» — поджелудочная железа.
Курить мне действительно нельзя было по многим причинам. И все точнехонько насчет живота: не без помощи хронического никотинового отравления у меня дважды повторялся панкреатит, от которого я чуть было не отправился на тот свет.
И все точнехонько насчет живота: не без помощи хронического никотинового отравления у меня дважды повторялся панкреатит, от которого я чуть было не отправился на тот свет.
И еще было несколько заботливых просьб и вопросов, которые могла задать мне только мама…
Потом Ванга вдруг заговорила от себя:
— Скоро будешь много работать с детьми. И освоишь две новые науки…
Не знаю, внушение ли, или по логике жизни — сбылось: больше и больше стал принимать детей, написал книгу «Нестандартный ребенок», после которой детско?родительский поток стал потопом…
Что касается «двух наук», то не знаю пока точно, что имелось в виду. После этой встречи я продвинулся в игре на рояле и сочинении музыки, компакт?диск выпустил. И стихами начал заниматься серьезнее…
— С Вангой ваше общение на сем и закончилось?
— Была потом еще встреча, когда Ванге кое в чем помог уже я, врачебно, по части головных болей.
И еще случай телепатической, иначе не назовешь, связи с нею… Рассказывать ли?
— Обязательно.
— Примерно через полгода после поездки в Болгарию, в Москве, зимой, в течение десяти дней у меня зверски болела правая половина лица. Думал — невралгия, простуда, пытался лечить — без толку.
И вот случайно ударил ложкой о зуб — и понял: от зуба… Бывает такая коварная разлитая зубная боль, которую сразу не распознаешь.
Побежал к врачу. Зуб пришлось срочно удалить.
Возвращаюсь домой — в почтовом ящике письмо из Болгарии. Пишет Беляна, переводчица, которая была у Ванги (мы обменялись адресами):
«Владимир, вчера я была у Бабушки (так звали Вангу свои — В.Л.), и она вдруг вспомнила о вас и вошла с вами в контакт. Высказала обеспокоенность состоянием ваших зубов. Бабушка сказала, что вам надо срочно заняться своими зубами, обратиться к врачу…»
Я посмотрел на дату отправки. Письмо шло ровно десять дней. Храню его как документ чуда…
— В чем же убедила Вас встреча с Ватой?
— В том, что есть Великое Там — есть Всебытие, пусть и в непостигаемом для нас?здешних виде. Есть связь ушедших и живущих, все продолжается… Когда знаешь это, неизбежность смерти легко принять как ПРОДОЛЖЕНИЕ ЖИЗНИ В ЦЕЛОМ.
Когда осознаешь Путь из Вечности в Вечность как жизненную сверхзадачу — основной ценностью становится радость познания, восторг духа. А ценность здоровья и прочих благ делается относительной и служебной: да, хорошо — но как самоцель абсурдно.
Прощание с телом и принятие Пути — вот чему учится душа в жизни, сколько бы ни продлилась…
А мое лекарство вылечивает не один недуг, а все сразу, вот оно: презирай смерть!
Сенека
В сказаниях всех народов мира есть образ богатыря, побеждающего чудовищ. У русских это Садко, Илья Муромец, Георгий Победоносец. У древних греков — Геракл, у евреев — Самсон, у ассирийцев — Гильгамеш, иногда изображаемый побеждающим страшного льва, поднятого над головой.
Все это прообразы победы человека над страхом.
Особо символичен последний, двенадцатый, самый трудный подвиг Геракла. Чтобы одолеть непобедимого великана Антея, ему пришлось оторвать его от его матери?Земли, богини Геи, — поднять и задушить в воздухе, над собой. Так же поступает и Гильгамеш.