— И все же — его можно преодолеть?
— Страх смерти не «преодолевается», а переодевается в праздничные одежды духовности — не какими?то особыми усилиями, а дозреванием.
. Все норовят жить собственной самодовлеющей жизнью. Страх смерти часто приходит к нам просто от нечего делать, а при явных угрозах жизни дрыхнет, как глухой пес.
— И все же — его можно преодолеть?
— Страх смерти не «преодолевается», а переодевается в праздничные одежды духовности — не какими?то особыми усилиями, а дозреванием. Посильным додумыванием того, о чем не думается, как ни стараешься, а то вдруг думается поневоле… И от чего так хочется убежать обратно в бездумье…
Окуджаве посвящается
Почему?то легче, если узнаешь в горе чужом горе свое.
Мачеху?злодейку?судьбу не проклинаешь, можно даже греться возле нее.
Да, такое вот у всех одинаковое горе.
Да, вот такая неизбывная беда.
Ворон по латыни кричит: Мементо Мори!
Королек не верит: Неужели Никогда?!
Телом и вправду все в коробочку ложимся, а душа?то любит побродить, погулять.
Ну куда ж мы денемся, куда разбежимся?
В новое оденемся и встретимся опять…
Из Вечности в Вечность
— Итак, вы понимаете пользу как Истину?
— С уточнением: Истина полезна всегда, но польза не всегда истинна.
— Ну так вот: доктор Крелин, по?моему, сообщил вам вовсе не Истину. Со стопроцентностью смертности я категорически не согласен. Факт смертности не всеобъемлющ. Еще не доказано, что умирать обязательно, не доказана неизбежность смерти.
— Хотел бы с вами согласиться. Аргументация?..
— Я читал о некоторых выкладках палеоантропологов. Число людей, живущих сейчас на Земле, примерно равно числу умерших за всю прошедшую историю нашего вида. Умерла, стало быть, только часть из рожденных, некая часть. Умрут ли и все остальные? Это ведь ещё не известно.
— Но на основании прошлого опыта…
— Опыт — большой прогнозист, но еще больший гипнотизер. Не вы ли писали, что мы живем под гипнозом реальности?
— Я, кажется…
— Но не полной реальности, заметили вы. Часть посуды побита — надо ли верить, что непременно побьется и вся остальная?.. Часть родившихся умерла, остальные живут. Смерть относится только к прошлому. Почему мы должны думать, что как было раньше, так будет и дальше?..
— Так думать мы не должны. Солнце тоже не должно восходить. И умирать мы не должны, а приходится.
— Что ж, что ПОКА приходится?.. До времени космических полетов все предметы, отрывавшиеся от земли, падали обратно лишь потому, что не было средств вывести их за пределы земного тяготения. Когда я увидел на экране состояние невесомости в космическом корабле, сразу ёкнуло: это ведь прообраз бессмертия, его физическая метафора!.. Неужели вы не верите, что бессмертие неизбежно?
— Насчет тела от надежд воздерживаюсь, зато вера в бессмертие души для меня уже не вера, а знание…
Бессмертен, следовательно, существую?..
— Вот как?.. В таком случае предъявите свои аргументы вы. В свое время вас жучили за идеализм, за ненаучный подход к психологии…
— Касательно психологии — сиречь душеведения — у меня была давняя шутка, что это наука, изучающая небытие своего предмета. На самом же деле я был и остаюсь приверженцем самого строгого научного подхода ко всему на свете, и к душе в первый черед.
Наука есть гигиена веры — честность ума перед собою самим. Знание, знающее о своем незнании. Искусство предполагать.
О жизни души вне тела можно только догадываться. Но сама суть, логика вопроса такова, что, отрицая эту возможность, мы отрицаем и душу. Если души нет, а есть только смертный мозг, работа которого называется психикой (психэ — по?гречески душа), то в чем отличие психотерапевта от автомеханика?..
Если я не допускаю и мысли о возможности некоей жизни после исчезновения тела — мне просто нечем и незачем помогать людям, которые потеряли близких или сами страшатся смерти.
А факты бессмертия души у меня есть. Личные факты.
У врат Всебытия: встреча с Вангой
В начале восьмидесятых я выезжал в Болгарию, консультировал там. У друга моего пациента по счастливой случайности оказалась возможность свозить меня к великой ясновидице, прозорливице Ванге — обычно к ней в очереди годами стояли…
Приехали в маленький приграничный городок Петрич, где Ванга жила и принимала народ.
Спутник предупредил меня, что накануне встречи, ложась спать, следует положить под подушку два куска сахара. Я не стал спрашивать зачем — уже знал: обычные деревенские знахари часто требуют от своих прихожан то же самое — сахар за ночь будто бы впитывает содержание души…
Это внушило мне некоторый скепсис, но все же на сахаре добросовестно выспался.
Решил Вангу не спрашивать ни о чем, пойти просто пообщаться, поговорить, а там уж как выйдет…
Утром, отправляясь на встречу, завернул кусочки сахара в бумажку, бросил в карман, а вдобавок прихватил большущий букет цветов, который мне накануне вечером вручили на встрече с местными учителями; букет этот тоже провел ночь у моего изголовья…
И вот мы у Ванги, в маленьком деревянном домике, в тесной комнатке, где ничего нет, кроме диванчика, нескольких стульев и большой мусорной корзины.
Передо мною невзрачная крошечная старушка с незапоминающимся лицом. Голова повязана платочком. На глазах бельма. Смотрит, как свойственно слепым, куда?то чуть в сторону… Держится очень прямо, откинуто. Движения непредсказуемы, резки — видно, повинуются каким?то внутренним импульсам…