А.Н., ваше письмо меня обрадовало и вдохновило, вы молодец, и для вас возможно гораздо большее.
Стенокардия, пока остающаяся… Да, это память — и органическая, тканевая, и психическая, душевная. Сердце просит себя поберечь. Но и не только поберечь — еще и поддержать разумным усилием, еще доразвить, дораскрыть возможности… И не только сердца! Дух вы не потеряли, дух ваш при вас — он вытащил вас из погибели, из инвалидности, дал силы начать новую жизнь — укрепил на земле, а сейчас ищет новую опору для взлета уже в другое пространство…
Пройти сквозь страх можно. Хотите — пройдемте вместе. Уверен, все будет хорошо!
Добрая память
ГИД — Чего же не хватало такой сильной женщине, чтобы жить полноценно?
ВЛ — «Сердечный страх» повергал ее в депрессию — а депрессия сердцу не помогает…
— Как вы с А.Н. работали?
— Встретились, принялись действовать… Внушением помогал входить в глубокое расслабление.
Внушал чувство тепла в теле — для расширения сосудов, и каждый раз она понемногу училась делать это сама, все увереннее…
В аутотренинге одно из ключевых упражнений — успокоение сердца самовнушением: «Мое сердце бьется ровно, спокойно… Сердце всегда спокойно…» К этому мы и шли, но сердце сперва не затрагивали — обходили стороной, продвигая внушенное чувство тепла все ближе к нему — левая рука, левая лопатка, левое подреберье…
Полгода работали по программе «Добрая Память».
— Что это такое?
— Память о хорошем, добром. О лучшем в жизни.
— Противоположность злопамятству?
— Точнее не скажешь. Если можно вспоминать злое, плохое — и даже усиливать эти воспоминания, растравлять себя злом, наполняться им — то почему же нельзя делать то же — с добром?.. Можно, и оно стоит того стократ.
— Да, но это у нас как?то не принято. Нет даже слова такого «добропамятство», а «злопамятство» — есть. Нет культуры благодарности жизни.
— Вот по мере возможности и приходится ее создавать, верней, воскрешать…
Память — след пережитого. Воспоминание — оживление следа, вскрытие запечатанного, развертка и воспроизведение — как показ киноленты.
И вот уже начинается перевод воспоминания в состояние — возвращение, воскрешение пережитого на уровне психики и физиологии. Есть память у тела. Есть она и у сердца…
Пользуясь элементами гипнотехники и с большой помощью музыки мы с А.Н. старались переживательно вспоминать лучшее из ее жизни — те состояния, когда в груди было чувство приятное, когда сердце работало легко, радостно, когда свободно дышалось… Постепенно пробудили добро к жизни — А.Н. почувствовала себя гораздо увереннее, стала смелей двигаться, ходить все быстрее и дольше, играть в бадминтон, встала зимой на лыжи…
Сейчас ей уже 80, и она здоровее, чем была в 60.
Пятачок безопасности
Страх смерти, удушающий страх… Мучаясь этим в свои плохие времена, а в хорошие стараясь помочь множеству страдальцев, я долго не мог добраться до корневой сути, до основания…
У кого?то в недавнем или далеком прошлом — эпизоды действительной угрозы: сердечно?сосудистые кризисы, травмы и шоки. Но тот же парадокс: чем серьезней, чем ближе был человек к смерти — тем меньше, как правило, остаточный страх. Иногда всю драму многолетней танатофобии (танатос — погречески смерть) провоцирует какая?нибудь случайная дурнота или просто — узнал, услышал: с кем?то произошло…
Страх «этого» (танатофобики боятся и самого слова «смерть») и признаки?ощущения обычно меняют порядок следования на обратный.
Не признаки «приближения» вызывают страх, а наоборот!..
ГИД — Вот именно, у меня точно так…
ВЛ — Потому?то многие быстро доходят до «страха страха» — отгораживаются ото всего, что может вызвать хоть малейший намек… Сосредотачивают всю свою жизнь на пятачке условной безопасности. «Борьбой за здоровье» лишают себя здоровья, «борьбой за жизнь» отнимают жизнь…
Была у меня пациентка, еще далеко не пожилая женщина, восемь с лишком лет прожившая в паническом ожидании смерти. Началось с эпизода головокружения и предобморока на улице, стала бояться открытых пространств — это называется агорафобией — и перестала ходить по улицам одна, только в сопровождении. Через некоторое время в душном метро, во время технической остановки поезда между станциями тоже стало нехорошо — сердцебиение, дурнота, страх смерти…
Ничего катастрофического не случилось, вполне живой добралась до дома, но с этого дня стала бояться уже и закрытых помещений — транспорта, лифта — присоединилась, медицински говоря, клаустрофобия. Бросила работу. А вскоре скоропостижно скончалась от сердечного приступа одна пожилая родственница. После известия об этом у пациентки началась неотвязная боязнь смерти. Буквально привязала себя к домашнему телефону, чтобы в любой миг можно было вызвать «скорую».
Но однажды случилось так, что все родные разъехались, верный заботливый муж слег в больницу на срочную операцию, а телефон целую неделю не работал — стряслось что?то на АТС.
За это время больная выздоровела. Вдруг сама явилась ко мне сияющая, с бутылкой, с цветами. «Доктор, я в полном порядке. Больше ничего не боюсь». — «Позвольте, но как же так?» — «А знаете, когда уже совсем не на кого надеяться, то остается только либо помереть, либо выздороветь. Мой организм выбрал выздоровление. Оказывается, он был симулянтом. Но я об этом не знала…»