— Илья-а-а-а… — радостно взревела в ответ толпа. — Ура-а-а-а…
Муромца с трудом сняли с трибуны, к которой гордо прогарцевал Сивый Мерин.
— Братья русичи, — прокашлявшись, начал кентавр. — Мы не позволим, чтобы…
Договорить бедняга не успел, ибо в ту же секунду в него полетели огромные черные булыжники. Человекообразная конячка удивленно заржала и, сраженная камнем в лоб, свалилась вниз, на охранявших избирательные урны ратников.
— С перевесом в тысячу голосов, — заорал вездесущий Соломон, — победил русский былинный богатырь Илья Муромец!
— Илья-а-а-а!.. — проревела толпа, — Давай! — Все истово принялись скандировать:
— Слово, слово, слово…
И вот именно в этот самый момент Колупаев понял, что дело совсем плохо. Их новгородское приключение дошло до острого, смертельно опасного пика.
Словно в подтверждение самых худших опасений Степана, волшебные сапоги самовольно переступили с ноги на ногу.
Кое-как разобравшись в странной ситуации, Муромец снова с большим трудом взобрался на трибуну. В голове у него сейчас царила удивительная ясность. Вот он, момент настоящей неподдельной славы.
Его признали!
Ай да Муромец!
Чем он не мудрый политик?
Новгородский голова! Что ж, звучит неплохо. Чертовски здорово звучит.
— Давай, Илюша, не подведи! — шептал богатырю Соломон. — Народ ждет от тебя новых дерьмократических реформ…
— Ну, во-первых… — Муромец обвел мутным взглядом притихший люд. — С этого дня все корчмы города, понимашь, работают бесплатно!
— Ура-а-а-а!
— Во-вторых, узакониваю многоженство!
— Что?!! — не поверил своим ушам Колупаев.
Второе «ура» получилось несколько послабее предыдущего.
— Также разрешаю мериканскому царю Жорджу, — грохнул Муромец кулаком по трибуне, — строить, понимашь, на Руси военные заставы.
Толпа тихо зароптала, трезвея на глазах. Соломон куда-то бесследно исчез. Встревоженные бояре, показывая на богатыря, крутили пальцами у висков.
Степан побледнел.
— И еще одно. — Муромец вовсю пожинал плоды своей славы. — С этого самого дня дозволяю всем без исключения русичам пить кумыс и есть козий сыр, а половцам беспрепятственно передвигаться по Руси и сливаться с населением.
— А-а-а-а… — взвыла толпа, и, разметав опешившее оцепление, честной люд начисто снес помост, обрушив его на землю.
Чудом успев уцепиться за Муромца, Колупаев вместе со свихнувшимся богатырем повалился в случившуюся рядом телегу с сеном.
Судя по доносившимся из обломков крикам, честной народ тузил вопивших от ужаса бояр.
На возу, где барахтались в сене богатыри, аки чертик из коробочки возник Пашка Расстебаев.
— Дави бобров! — залихватски закричал он и, по-разбойничьи свистнув, наклонился к Колупаеву: — Трогай, что смотришь, сейчас бить будут!
Кузнец не сплоховал.
Телега, словно таран, с грохотом прошила бушующую толпу насквозь. Кое-кого переехали, но в сложившихся обстоятельствах это уже особого значения не имело.
— Вижу Расстебаева! — дико заголосил какой-то не в меру усердный ратник. — Держ-и-и-и супостата!
— Быстрей! — Пашка ударил лошадь хлыстом. Часть толпы неуклюже кинулась в погоню.
— В корчму! — Расстебаев швырнул в ближайшего мужика камнем. — Скорее, Степан, костей не соберем.
— Давненько, Пашка, не виделись, — улыбнулся кузнец. — Чай ты вроде как похудел?
Корчма «У Анчутки» по случаю итогового тура дерьмократических выборов была совершенно пуста. Ни посетителей, ни вышибал, ни самого корчмаря, лишь на ступеньках сидел толстый черный кот, который тщательно вылизывал лапу.
— Вперед!!!
— Мяу-у-у-у! — возмутилось животное, порскнув под крыльцо.
Пашка обернулся:
— Вроде как оторвались. Все внутрь!
— Внутрь, остолоп! — Колупаев пинками погнал пьяного Муромца в корчму.
Буцефал с повозкой как ни в чем не бывало жевал сено в стойле неподалеку. Улица была пуста, словно Новгород находился в крепкой осаде. Со стороны площади доносился жуткий утробный вой, будто там резвился целый выводок навьих упырей.
— Закройте двери и окна, — хмуро скомандовал Расстебаев. — По всем прикидкам, у нас есть где-то около часа, пока новгородский воевода устранит смуту.
— И что же мы в течение этого часа будем делать? — спросил Степан, усаживая невменяемого Муромца на лавку.
— Думать! — Пашка постучал себя по лбу. — Думать, как из Новгорода бежать. Городские ворота закрыты, на стенах ратники. Кто-то утром напал на городских стражников.
— Кто-то? — переспросил кузнец.
— Я, — хмуро буркнул в ответ Расстебаев, закрыв дверь корчмы на огромный засов.
* * *
Пашку Расстебаева Степан знал сызмальства. В одном селе, так сказать, проживали. На речку вместе бегали с мелюзгой из соседних деревень дрались.
В одном селе, так сказать, проживали. На речку вместе бегали с мелюзгой из соседних деревень дрались. Да много чего там было, уже и не вспомнить всего. Детство, оно ведь как сказка, будто из иной жизни.
К пятнадцати годкам Пашка возмужал и стал в селе родном воду мутить, то это ему не так, то еще что не устраивает. Просто есть такие люди беспокойные по натуре, словно шило у них в одном месте вечно сидит.
Вот и скатился Павел до смутьянов великих расейских.
Ну так а кто, ежели не он?