— Ишь ты, надрываются, — завистливо прошептал Гришка.
Да, было с чего завидовать лесорубам. Они вон сейчас по теплым домам разбредутся, чарку перед сном опрокинут и к женам под бок на печку, А им с Тихоном ночью по лесу бродить, чудище Одноглазое выискивать.
— Ну, выследим мы это Лихо, — недоумевал Тихон. — И дальше чаво?
— Чаво-чаво, — передразнил брата Гришка. — А вот ничаво! Там на месте и разберемся.
Спустились с сосны.
Опасливо огляделись.
Звери какие-то непонятные в сумерках шастают, ветвями трещат, глазами сверкают. Боязно..
Пошли дружинники куда глаза глядят и вышли вскоре на узкую тропинку.
— Кабанья тропа! — предположил Гришка, и Тихон на него гневно зашикал.
Боязно..
Пошли дружинники куда глаза глядят и вышли вскоре на узкую тропинку.
— Кабанья тропа! — предположил Гришка, и Тихон на него гневно зашикал.
Совсем стемнело.
Издалека по-прежнему доносилось непотребное пение дровосеков. Видно, не все еще разошлись. Самые упертые остались выпить в конце тяжелого трудового дня, так сказать, на природе.
— Ой ты, Гамаюн, птица ве-э-э-щая… — нестройно плыло над лесом.
Тропинка, замысловато поплутав в чаше, вывела дружинников прямо к большой незнакомой избе.
— Ух ты! — изумились братья и на всякий случай присмотрелись, нет ли у этой избы курьих ножек.
Курьих ножек, к счастью, не оказалось. Изба как изба, большая, просторная, свет в оконцах не горит, значит, покинули ее хозяева на произвол судьбы.
— Ну че, зайдем обогреемся? — немного неуверенно предложил Тихон.
— Отчего же не зайти, — пожал крутыми плечами Гришка. — Коль и вправду хозяев дома нетути.
Поднялись по скрипящему крыльцу, отворили дверь. Запалили лучину. Внутри ничего особенного: стол, скамья, полки с разной утварью. В уголке прямо напротив двери образ Кощея Бессмертного. По углам картинки, связки свежего чеснока.
Огляделись, пожали плечами, сели за пустой обеденный стол.
— Что-то мы с тобой, братишка, опять не то делаем, — уныло проговорил Григорий.
— Ну, — согласился Тихон. — Как бы дровосеки сюда не нагрянули.
И от этой ужасной мысли дружинники тревожно переглянулись.
Вскоре послышались шаги.
Кто-то не спеша шел по тропинке к избе, прихрамывая на одну ногу.
— Кощей! — предположил Тихон и проворно полез в печь.
Гришка завистливо посмотрел на брата и на всякий случай съел целую головку чеснока, отчего на глаза тут же навернулись слезы.
Заскрипело крыльцо, распахнулась дверь, и в избу вошла высокая, худая как жердь женщина, кривая и с одним глазом.
— Ага! — говорит. — У меня, значицца, гости.
— Да мы, это… — очумело забормотал Гришка, — мимо шли…
М-да, такой образины ему еще ни разу не доводилось видеть. Наверное, Баба Яга в молодости и то лучше — выглядела.
Застрявший в печке Тихон жалобно попросил, чтобы его вытащили. Не сводя глаз со зловещей незнакомки, Гришка подошел к печке и легонько выдернул брата за ноги.
— Мать моя — Кикимора! — простонал Тихон, больно брякнувшись о дощатый пол, и тут увидел хозяйку избы.
— Я Лихо Одноглазое, — кокетливо сообщила «красотка», — а вы кто будете?
Дружинники переглянулись.
— Ме-э-э-э… — начал было Тихон, но нужных слов не нашел.
— Бараны, что ли? — усмехнулась Лихо.
— Ага! — дружно кивнули братья.
— Что ж, баранов у меня еще ни разу не было, — неопределенно заявила хозяйка избы, распуская ярко-оранжевые волосы.
— Ведьма! — шепотом предположил Григорий.
— Людоедка, — добавил Тихон, оценивающе поглядывая на окна избушки.
Если удирать, так только сейчас, пока колдунья не произнесла ни одного заклинания. Но Лихо не собиралась никого убивать. Она не была людоедкой вопреки твердой уверенности Тихона.
Она не была людоедкой вопреки твердой уверенности Тихона. (Она? Оно? Леший знает как правильно эту образину называть.)
Лихо собиралось сделать с братьями кое-чего похуже.
— Ну что ж вы, касатики, оробели? — игриво спросила «красавица», расстилая на печи яркое лоскутное одеяло. — Кто из вас первый?..
Первым окно избы высадил Григорий, вторым был Тихон. Но Тихон, к сожалению, не рассчитал и прошел сквозь стену. Вернее, выломал несколько мощных бревен, на что в обычной ситуации никогда не был способен…
Дружинники долго бежали по темному лесу и остановились, чтобы перевести дух, уже у самых западных границ княжеского удела.
У полосатого пограничного столба сидел с копьем за спиной неопрятного вида половец в лисьей шапке и с аппетитом лопал козий сыр.
— Дальше нельзя, однако, — прищурившись, сообщил он ополоумевшим от бега русичам и погрозил им грязным пальцем. — Секир башка, однако!
— Тьфу ты, собачье племя, — выругался Гришка, показывая кочевнику огромный кукиш.
Половец не обиделся. Появление дружинников нисколько не сказалось на его аппетите.
— Кочевник — дрянь человек! — наставительно изрек Тихон. — Чуть что, обманет, продаст, нож в спину, и был таков. Сын шакала!
И братья нехотя повернули обратно.
— Как ты думаешь, Тихон, — спросил Гришка, — что это Лихо собиралось с нами по очереди сделать?
Григорий глубокомысленно задумался.
— Не знаю, братишка, — честно ответил он, — но, должно быть, что-то очень страшное!
К полуночи они вышли к княжьему терему.