— Ты что-то сказал, Тенгизхан? — тут же отреагировал Чабык.
— Ты посмотри на этих клоунов! — громко ответил Олег. — Неужели они и вправду надеются нас победить?
Особого веселья его шутка не вызвала, но воины немного, как он надеялся, взбодрились.
Из рядов армии императора выбежал бездоспешный и безоружный смуглый паренек, взмахнул рукой:
— Слушайте меня, дикари! Великий непобедимый Цзюйи, покоритель царства Гансюуского, Цинхайского и Чжедзянского, повелел вам сказать, что, если вы сложите оружие и преклоните выи, он сохранит ваши никчемные жизни и по воле императора дозволит трудиться на его благо.
Вы получите по две миски риса в день, миску вина в неделю и крышу над головой! Иначе смерть ваша станет долгой и мучительной! Отдайте нам глупых ханов, посмевших поднять меч свой на пределы великого всемогущего императора, и вы останетесь живы…
— Совсем забыл, — оглянулся на кованые сотни Олег. — Кто-нибудь умеет кричать филином?
Монгольский строй тут же отозвался гуканьем, уханьем, воем и кряканьем. В тылу конницы дружно завыли волки, послышались гортанные выкрики, и слева, из-за спины тяжелой конницы, вылетели ведомые Судибеем стремительные всадники, с бешеной скоростью, почти не глядя, опустошающие в сторону врага свои колчаны. Это произошло так быстро, что китайцы даже не успели вовремя ответить — тогда как первые ряды их войска стали стремительно редеть. Большинство пехотинцев вскинули щиты, защищая от стрел лица, — и остались живы, но со стрелами в ступнях и голенях. А без ног воин, будь он хоть трижды жив, все равно сражаться не способен.
Минуту спустя из китайского строя протиснулись вперед лучники, стали отвечать стрелами на стрелы. В потоке конницы один за другим теперь падали скакуны, кувыркались через их головы всадники, хрустели кости под копытами мчавшихся позади коней. Олег стиснул зубы. У него было слишком мало хороших воинов, чтобы подставлять их под тучи стрел. Приходилось жертвовать мальчишками, неспособными принять участие в бою. Война есть война, и правильных решений в ней не бывает. Только кровавые.
Утешало лишь то, что на каждого упавшего кочевника приходилось пять-шесть китайцев. Лучников у императора было маловато, и конная лава успевала выпустить десять стрел на каждую, полетевшую в ее сторону.
Китайский воевода вскинул палицу, что-то прокричал. По сторонам от него вверх взметнулись синие флажки, такие же флажки поднялись и в рядах пехоты. Частокол копий опустился, воины двинулись вперед.
— Кажется, воевода не желает напрасных потерь, — скривился Середин. — Предпочитает сразу перейти врукопашную. Ну что же, коли так…
Он поднялся на стременах, закрутил рукой над головой. Кочевники, по мере сил сохраняя строй, развернулись, спокойным шагом отъехали на две сотни саженей и снова развернулись.
Лучники продолжали свой смертоносный водоворот, проносясь перед медленно бредущим врагом и десятками выбивая воинов из его рядов. Опущенные копья китайцев не нашли еще ни одной жертвы, а число рядов их фаланги уже сократилось до восьми. Воевода под балдахином раздраженно помахивал палицей, его помощники размахивали флажками. Вражеская армия стала медленно поворачивать, заметно растягивая правый фланг.
— Кажется, этот шахматист надеется охватить нас справа и прижать к реке, — задумчиво заметил Олег. — Что же, очень разумно. У черепахи против куницы не так уж много возможностей. Что ж, теперь самое время показать зубы.
Со стороны китайцев стрел уже почти не летело — либо лучники потратили все припасы, либо побежали к обозу за полными колчанами. Равно как за пучками запасных стрел приходилось возвращаться и мальчишкам Судибея. Но они все же были куда шустрее.
Олег одернул байдану, поправил шлем, взялся на копье, вскинул его над головой и первым дал шпоры коню, разгоняя его в стремительный галоп.
— Марш, марш, марш! — Он опустил пику, целясь ею в спрятавшегося за людские цепи китайского командира.
— Ар-ра!!! — заорали справа и слева закованные в булгарское железо нукеры.
Сто саженей, пятьдесят. Двадцать…
Кони мчатся уже во весь опор, земля дрожит, пика забыла про воеводу и выискивает во вражеском строю более близкую и доступную цель.
Двадцать…
Кони мчатся уже во весь опор, земля дрожит, пика забыла про воеводу и выискивает во вражеском строю более близкую и доступную цель.
Десять!
Глаза пехотинцев округлились от ужаса. Они пятятся — но отступать некуда, позади другие воины. Остается только опустить копье, покрепче держать его двумя руками и молиться, надеясь на чудо.
— Ур-ра!!!
Скакун Олега, видя впереди плотную толпу людей и не имея возможности отвернуть, без команды взметнулся в прыжке, помешав ведуну наколоть усатого китайца. В грудь, в брюхо, в живот, в шею несчастного животного впились сразу несколько копий, но это уже ничего не меняло. Даже мертвая туша все равно имела огромную скорость, помноженную на тридцать пудов живого веса. Она обрушилась сверху сразу на второй и третий ряды вражеского строя, прокатилась, сметя еще два. Олег успел пробить пикой грудь воина за две сажени впереди и вылетел из седла под ноги шестого ряда пехоты, рванул из ножен саблю, сразу делая ею круговое движение, и поскорее накрылся щитом. Он отлично знал, что сейчас будет: в пробитую брешь ворвутся идущие со скоростью железного паровоза, такие же тяжелые и неотвратимые, задние ряды его сотни.