Он выпростал руку, словно надеясь, что дотянется до чудища, вскочил, никак уже не успевая — и тут тень между лапами неожиданно уплотнилась, прорисовываясь в волчий малахай и мокрый насквозь чапан, мелькнул посох, и точный сильный удар отделил крайний череп смертоносной ноги. Роксалана даже не заметила опасности, а шаманка начала было растворяться в тени — но не успела. Почуяв опасного врага, Страж степи взмахнул лапой и выбил Ургу из-под себя, словно тряпочный куль. Побежал следом, вскинул сразу две ноги, чтобы добить — но тут уже подоспел Середин, широким взмахом отвернув их в стороны, а Роксалана в тот же момент перебила сразу две конечности со своей стороны.
Монстр потерял равновесие, перевалился через голову ведуна, но не покатился вниз к ручью, а рассыпался грудой. Шаманка вскинула руку с зажатым амулетом из сплетенных ремней с камнем внутри, между ее пальцами засочился дымок. Или пар — разбираться в таких тонкостях было некогда, Страж степей собирался снова.
Рывок! Страшилище прыгнуло к Урге — но правая лапа тут же оказалась рассечена воительницей, а нижнюю черепушку левой разнес в куски Олег. Довольно рассмеялся:
— Еще минута, и она станет трехлапой!
В этот миг его пронзила страшная боль чуть выше правого колена, опора ушла из-под ступней в сторону, по затылку что-то ударило. Ведун запоздало понял, что лежит, увидел, как нога монстра рушится шаманке на грудь, дернулся на помощь — но нога не слушалась. Впрочем, старуха довольно ловко увернулась, вскочила… Сильный пинок пришелся ей в бок, подбросил. Любительница поганок кувыркнулась через голову, с громким чавканьем ухнулась оземь, но сознания не потеряла и снова вскинула амулет.
— Небеса! — Ничем другим отчаянно рубящейся спутнице он сейчас помочь не мог, а потому тоже поднял руку и серебряной нитью, вытягивающей остатки сил, хлестнул по грозовым тучам. И вновь они раздались, пропуская солнечные лучики, вновь Страж степей замедлил движения, позволяя Роксалане разносить черепушки ног одну за другой. Пытаясь подпитать чудовище, громыхнули тучи за головой Олега — шаманка повернула свой амулет туда. А выпущенная ведуном сила тем временем проплавила мрак уже на довольно большом участке, наконец-то остановив дождь. Темнота металась из края неба в край, рычала молниями — Урга раз за разом направляла туда дымящийся амулет, и гроза отступала. Монстр тем временем превратился в неуклюжий, забавно приплясывающий, двуногий табурет. И ведун наконец-то позволил себе расслабиться.
— Олежка! Олежка, ты как?! — спустя несколько мгновений склонилась над ним закончившая битву воительница.
— Ты не поверишь, милая, — скривился Середин. — Кажется, с сегодняшнего дня я тоже стану бояться грозы.
— Лежи! Сейчас я кого-нибудь пришлю… — Она вскочила: — Урга! Ургочка!
Ведун попытался пошевелиться — но тело уже совершенно не слушалось. Разве только левая рука соглашалась подниматься. Затылок саднил, ноги горели, спина намокала, плечо онемело.
— Посланник, ты цел? — появилось над ним лицо Чабыка. — Ты жив? Давай помогу!
Кочевник попытался его поднять — сразу со всех сторон Олега резанула нестерпимая боль, и тут же накатилась блаженная темнота.
Как творить чудеса
Да, жизнь колдуна, если сказать честно, тяжела и совсем не радостна. Нет и не было ни одного настоящего колдуна, который бы не расплачивался сполна за тайные знания и свою работу. Плата жестокая: как правило, одиночество, нелюбовь людей, отсутствие отдыха, невозможность прекратить общение с миром духов. Это непосильное ярмо, которое он вынужден нести, не зная мира и покоя в душе Нет у него возможности даже отдохнуть от своего занятия… Работа его не прекращается, даже если сегодня клиентов нет… Многим хочется либо все бросить, либо покончить с собой. Но тем не менее своей деятельности они не прекращают. Почему? Не могут этого сделать. Они пленники и вечные должники дьявола, не принадлежащие самим себе.
А. Шувалов. Оборотная сторона магии. Книга-предостережение
Когда в нос ударил запах жженого мяса, Олег забеспокоился, что его сжигают на погребальном костре, и экстренно пришел в себя. Оказалось, страхи его напрасны — это всего лишь Любовод запаливал лучинкой глиняную масляную лампу, вероятно, заправленную бараньим жиром.
Оказалось, страхи его напрасны — это всего лишь Любовод запаливал лучинкой глиняную масляную лампу, вероятно, заправленную бараньим жиром. Середин для приличия застонал и разлепил пересохшие губы:
— Где я?
— Ты жив, друже? — На лице новгородца расплылась счастливая улыбка.
— Еще не знаю, — честно ответил Олег, попытался приподняться, и тут же его плечо пронзила острая боль. Он рухнул обратно, выдавил сквозь зубы: — Жив, жив, теперь точно знаю.
— Тогда я еще лампу зажгу. И дверь могу поднять, коли пожелаешь.
— Какую дверь? Мы где?
— В Птухе, — перешел на другую сторону комнаты купец и поднес огонек ко второму фитилю.
— Не заставляй тянуть слово за словом, Любовод, — поморщился Середин. — Расскажи сам, что знаешь. Подробно и с самого начала.
— Не ведаю я ничего, друже, — развел руками купец и затушил лучину. — Я ведь с обозом шел, далеко. Как брод миновали, впереди гроза разразилась. Мы, стало быть, катились потихоньку, да токмо вскорости ратники твои помчались. Ну, и не токмо навстречу. И скотина тоже побегла. Я-то встал, страха не допустил. А иные и из моих возничих попрятались. Мы, стало быть, постояли. Гроза утихла. Ан вскорости верный воин твой, что хромает, — он, вижу, с увечными идет, и прям слезы со щек капают. Не поверишь, друже, у меня аж сердце защемило. Я к нему. Глянь, и правда ты на спине у лошади привязан. На второй же ведьма эта. — Новгородец указал чуть в сторону. — От суеты тамошней, сказывал, уберечь тебя хотел, на тот берег спрятать. Бо порядка не осталось, скот и люди вперемешку, все пуганые, по сторонам не смотрят. Недолго и затоптать. Тут я тебя, стало быть, и забрал. С ведьмой. Чумной совсем воин. Идет — а куда, не ведает. Я же сразу смекнул: в баню тебя везти надобно. Ну и ведьму. В бане от любых бед и болезней спасение. Что ушибы запаривать, что лихоманку выгонять, что устаток смывать. Мы с кормчим еще по осени ее тут устроили. Тут и вода проточная в достатке, и печь имеется. Всяко лучше, нежели на траве валяться. Хоть тепло. И сухо. Да?