— После тебя, кровник, с удовольствием.
Мне пришло на ум, до чего странный разговор ведется между нами в пределах прямой видимости. Из его машины на абонентный радиоузел, оттуда ко мне, зигзагом через пространство и уйму электронных преобразований путешествовали наши голоса. Я не стал отвлекаться и загасил этот неуместный выверт скоростных мыслительных процессов, концентрируясь на Барладаге. А он продолжал заслуженно глумиться надо мной.
— Твой дружочек Синк долго рыдал и просил пощады. Я же сразу понял, что к чему, и послал за ним. Он умер плохо.
Слышимость была отвратительная: треск атмосферных разрядов, да еще шум двигателей. Впрочем, я ловил каждое слово и ежесекундно просчитывал бездну вариантов. Хотя ситуация яснее некуда.
— Жаль, я не застал тебя в той задрипанной харчевне, как бишь ее, неважно, — добавил главарь. — Она уже небось дотла сгорела. Но я тебя еще найду. Ты понял?
Забавно, нас разделяло всего с четверть стиры, и скоро, очень скоро мы окажемся лицом к лицу. Барладаг и не догадывался об этом. Неужто и впрямь не догадывался? Мне уже поднадоело перемалывать целые горы мыслей, а в итоге неукоснительно попадать впросак.
— Ну что ж, до встречи, — сказал я и подождал, мало ли, вдруг Барладаг что-то скажет насчет преследующей его машины.
— Ну что ж, до встречи, — сказал я и подождал, мало ли, вдруг Барладаг что-то скажет насчет преследующей его машины. Однако он отключил связь.
— Это звонил Барладаг, — сообщил я, положив радиотелефон на приборный щиток. — Он жив. Он там, вон в том лимузине.
— Я же видел, как вы его завалили, — поразился Джага.
— Моя ошибка. Вышло совершенно по-дурацки. Те ампулы бьют не насмерть. В них снотворное.
— Вот бзец. Ну ничего, сейчас поправим ошибку…
Под колесами уже шелестела загородная скоростная магистраль, мимо проносились поля и перелески, озаренные зыбким лунным светом. Я не знал, далеко ли еще осталось до виллы Барладага, куда направлялись, по всей видимости, он и его головорезы. Но, так или иначе, пора было ставить точку. Тем более, что на пустой ночной дороге нам уже ничто не могло помешать.
Дав полный газ, я пошел на сближение. Старенький «Дром» с мощным новым мотором вел себя в этой гонке превосходно.
Когда дистанция сократилась наполовину, белый «Рарон» сместился на осевую линию, немного сбавил скорость, тем самым пропустив лимузин главаря вперед, чтобы прикрыть его с тыла. Джага щелкнул предохранителем пистолет-пулемета и опустил стекло правой дверцы, по салону загулял упругий сквозняк.
Водитель «Рарона» маневрировал, подавая автомобиль то вправо, то влево, и упорно не давал себя обогнать.
— Врезать? — спросил у меня Джага.
— Конечно.
— Только не виляйте, ладно? А ты, Янта, пригнись. Там два субчика уже изготовились палить.
С неожиданной проворностью Джага вывесился в окошко чуть ли не до пояса, придерживаясь левой лапищей за крепление солнцезащитного щитка, а в правой сжимая рукоять «Брена». Двумя короткими очередями он прицельно полоснул по заднему стеклу неприятельской машины. Вокруг пулевых отверстий разбрызгалась густая сеть белесых трещинок. Третья очередь прошила покрышку заднего правого колеса.
Я чуть притормозил педалью акселератора, чтобы не врезаться в обреченную машину, если ее занесет поперек дороги. При такой бешеной скорости автомобиль с простреленной покрышкой может выкинуть любое коленце. Однако потерявший управление «Рарон» повел себя наиболее вероятным образом: заюзил и резко ушел вправо, где тут же напоролся на бетонный столбик ограждения. Вздернувшись торчком, вражеская машина зависла в воздухе и затем перекувырнулась колесами кверху в кювет. А я подался левее и, дав газу до упора, промчался мимо.
Когда мы уже почти настигли тяжеловесный черный лимузин Барладага, снова зазвонил радиотелефон, и я не отказал себе в удовольствии откликнуться, взяв лежавшую у лобового стекла трубку.
— Шпырь, неужто это твоя задрипанная тачка у меня на хвосте? — яростно заорал Барладаг сквозь треск помех.
— А ты думал, чья?
— Ах, ты…
Он принялся взахлеб сквернословить. Словарный запас и обороты у него страдали топорной скудостью, ни тебе сочности, ни ритма. Решив не отвлекаться от вождения, я перебросил трубку Джаге. Тот ухватил ее на лету, немножко послушал, односложно спросил у меня:
— Барладаг?
Я кивнул. Черный лимузин в точности повторял недавний маневр «Рарона», мотаясь от бровки к бровке, чтобы не дать мне пройти на обгон.
— Ты, гад! — веско промолвил в трубку Джага. — Ты мое заведение спалил, бзец. Ну и гад же ты после этого. Что?
Насупленно выслушав краткий ответ, он отложил трубку и взялся за лежавший на коленях «Брен».
Ну и гад же ты после этого. Что?
Насупленно выслушав краткий ответ, он отложил трубку и взялся за лежавший на коленях «Брен».
— Вот сейчас мы увидим, кто говнюк.
— Стрелять бесполезно, — предупредил я, всячески пытаясь обойти лимузин. — Машина пуленепробиваемая.
Тут шофер Барладага выкинул обычный в таких случаях финт — резко затормозил, чтобы «Дром» расквасил передок об его багажник. Но я всегда отличался отличной реакцией, а теперь, при многократно усиленной работе мозга, тем более. Едва вспыхнули тормозные огни, я бросил свою машину в рисковый, но, казалось, точно выверенный вираж. Все же, когда начался сильный крен и правая пара колес стала зависать в воздухе, мне стало не по себе. Доля мучительного мгновения ушла на то, чтобы уточнить поправку на центробежную силу, рассчитать необходимый чуточный поворот руля, а затем я четко выровнял готовую перевернуться машину.