Сенцов еще минуту смотрел на них, злобно пробормотал что-то, выскочил из каюты… Раин и Калве, посмеиваясь, заторопились за ним. Вскочили с мест Коробов и Азаров.
Приближаясь к проклятой перегородке, Сенцов невольно замедлил шаг и протянул руку. Но обогнавший его Раин как ни в чем не бывало прошел дальше…
Перегородка исчезла…
— Как? — спросил коротко Сенцов.
— Мы повернули переключатель в киберцентрали… — ответил Раин. — Теперь ракета как бы назначена к вылету, и рубка разблокирована.
Дверь в рубку подалась легко. Все пятеро, переступив порог, оказались в продолговатом помещении, оканчивавшемся прозрачным куполом. Затаив дыхание, долго рассматривали они все детали, наконец-то открытые их глазам.
Как и в ходовой рубке звездолета, здесь посредине стоял пульт — такой же, только гораздо меньше. Очень мало приборов, и никаких органов управления, только круглый экран со стрелкой и две большие выпуклые кнопки — красная и белая.
— Что за черт, — сказал Сенцов. — Что сидеть не на чем — я еще понимаю. Но чтобы ни одного рычага…
Раин между тем осмотрел экран.
— Да, — сказал он Калве. — Нет сомнения — они связаны. Огоньки здесь точно так же расположены, как и на экране кибернетического поста.
— А стрелка тоже в том же положении, — кивнул Калве.
— Тебе ясно? — спросил Раин, обращаясь к Сенцову. — Теперь остальное — ваше дело, товарищи пилоты.
Сенцов все еще растерянно осматривался вокруг: может, это совсем не космический корабль? Как мог кто-то лететь в ракете, в которой нет ни одного органа управления?
— Нет, — сказал он, — на таком корабле далеко не улетишь. Я, во всяком случае, не рискну. Здесь «рабочая гипотеза» уже не действует. Переключатель выключить: что-нибудь еще стрясется…
— Но мы же проверили схемы… — взмолился Калве.
— Нет, — сказал Сенцов. — Нет.
Наступило молчание. Все смотрели на командира, потом Азаров вдруг резко повернулся, стремительно отошел в дальний угол рубки, остановился, став ко всем спиной, уткнулся лбом в прозрачный пластик купола…
— Я доверяю автоматике, — после короткой паузы продолжал Сенцов, — но не до такой степени.
Раз нельзя управлять или хотя бы задать программу — значит, нельзя и лететь. Если мы даже вылетим, то неизбежно затеряемся в пространстве. Очень просто. Ну кто мне объяснит, как тут двигатель-то включается? А рули?
— Ну что ж, — сказал Раин. — Выключим… Выключим, — повторил он, уже не стараясь скрыть ярость. — Мы можем искать, можем находить — ответ будет один: выключить! Да и в самом деле, что нам делать на Земле? Как будто без нас там недостаточно людей… Так? Конечно, возвращаясь на Землю, пришлось бы рискнуть. Но ведь космонавты не привыкли рисковать, разумеется, не привыкли… Ведь или космонавтика — специальность для слабонервных, или мы — не космопроходцы, а космопроходимцы!..
Бросая обидные слова, астроном порывисто шагал по рубке, резко поворачивался, садился, где попало, поднимался снова. Сенцов молча слушал, только лицо его все больше наливалось кровью и медленно, напряженно двигались челюсти.
— Нельзя, — почти закричал Раин, — чтобы ответственность командира перерождалась до такой степени. Ведь если командир начинает бояться рискнуть собой и экипажем — то командир ли он вообще? — Астроном наконец остановился, широко расставил ноги, заложил руку за спину, поднял подбородок. — Да вы не полетели бы даже ради спасения человека…
— Хорошо… — медленно, ржавым голосом проговорил Сенцов. — Ну, допустим — я не полетел бы, я не командир. Допустим — устарел. Допустим даже — погиб. Меня здесь нет, это обман зрения, и вообще я — не человек, а бледная тень отца Гамлета. Командиром после меня стал Коробов. Ты! Полетишь?
Азаров медленно повернулся лицом к остальным. Коробов почувствовал себя неуютно — в холодной тишине, под жаждущими, проверяющими, словно просвечивающими насквозь взглядами четырех пар глаз. Медленно обвел взглядом рубку, тщательно избегая смотреть на товарищей. Задумчиво посмотрел на пульт. Поднял голову и с минуту вглядывался в потолок — где-то там была Земля… Наконец тишина растаяла под горячими взглядами товарищей, и Коробов, уже дважды открывавший рот и вновь переводивший взгляд на какой-нибудь прибор, твердо сказал:
— Нет. Пока я не вижу возможности лететь.
Недовольно загудели два голоса, но Сенцов заглушил их:
— Я не лечу, и Коробов не летит. О вас, при всем моем уважении, и речи нет — вы не пилоты. Остается последний. Виктор. Итак, командир Азаров?
Азаров поднял голову. Глаза его на миг раскрылись до предела, в них что-то блеснуло. Пилот судорожно глотнул, откашлялся.
— Нет. И я не полетел бы… — отчеканил он. — И даже… даже ради спасения человека. Он, этот человек… Он был бы один, и нельзя из-за одного жертвовать четырьмя.
— Ты достоин быть командиром, — сказал Сенцов. — Нет, ты — достоин… — Он хрипло закашлялся, отвернувшись от всех. — Но сейчас об этом думать… рано. Мало того: пора прекратить поиски средств овладеть ракетой. На это у нас нет времени… и не в этом наше общее спасение.
Он умолк, ожидая нового проявления недовольства. Но все молчали.
— У нас нет времени. Помните, когда должна была уйти следующая экспедиция к Марсу? Вопрос месяцев. Ну, вы же помните: раз связи с нами нет, вступает в действие второй вариант, когда идет корабль с двумя ведомыми — автоматическими ракетами. Раз мы не вернулись, это будет означать, что на трассе действительно что-то неладно.
Раз мы не вернулись, это будет означать, что на трассе действительно что-то неладно. И две автоматические ракеты будут принесены в жертву, но зато экипаж идущего далеко сзади корабля сможет заметить, что происходит, будет осведомлен об их судьбе, а значит — и о судьбе всех прочих ракет, сумеет принять меры безопасности… Так это предполагалось. Но ведь мы-то знаем, что и в таком случае корабль может разделить участь остальных…
Космонавты хмуро кивнули.