Что же касается Хаббы Хэна, находиться рядом с ним было настоящим блаженством.
Как сытого, довольного жизнью кота на коленях держать, если кто понимает, о чем я толкую. Только эффект гораздо сильнее, во всех отношениях.
— Вообще-то сэр Джуффин Халли рекомендовал мне вас как целителя, — наконец сказал я. — Разумеется, я не стал бы по собственной инициативе просить вас об услуге, но сэр Джуффин сказал что это происходит как бы само собой, достаточно вашего взгляда…
— Вот уж чем никогда не баловался, так это знахарством, — перебил меня Хабба Хэн. — Но с тобой и без того все вроде бы в полном порядке. И от чего же, интересно, тебя требуется исцелить?
Я не стал полагаться на собственное дилетантское понимание ситуации, а слово в слово повторил диагноз, поставленный мне шефом.
— Моя основная проблема — исключительная неуравновешенность на фоне колоссального могущества.
— В данный момент я вижу перед собой чрезвычайно уравновешенного молодого человека, — заметил Хабба Хэн. — Насчет могущества не знаю, Джуффину видней. Но с самообладанием у тебя все в полном порядке. Никаких проблем.
— Вы правы, — согласился я. — Но это временное явление. Для того чтобы встретиться с вами, мне пришлось произвести Обмен Ульвиара с человеком, чья внутренняя дисциплина выше всяких похвал. Вы знаете, о чем речь, или мне следует дать подробные объяснения?
— Знаю, знаю, — отмахнулся Хабба Хэн. — Забавный фокус. И весьма небесполезный. Одно из многих незаслуженно забытых достижений древности. Но это ничего не меняет.
Я хотел возразить, но сдержался, лишь вопросительно приподнял бровь. Решил, что такое выражение заинтересованного несогласия вполне допустимо.
— Ты, конечно, как говорится, «вошел чужими вратами» — не ты первый, не ты последний, поверь. Но это, повторяю, ничего не меняет. Если уж можешь, то можешь, — пояснил Хабба Хэн. — И сегодня, и завтра — всегда. Другое дело, то, что сегодня легко, завтра может оказаться очень трудно. Но все равно возможно. Опыт — единственное имущество, которое никуда от тебя не денется.
Я поразмыслил и решил, что он, пожалуй, прав. Тот самый Наблюдатель , о котором я только что писал в тетрадке (строго говоря, он сам и писал), всегда останется при мне, поскольку он — и есть настоящий, единственный и неповторимый я, который никуда не денется, что с собой ни твори, хоть каждый день Тенями и личностями меняйся с кем ни попадя. А проблемы с эмоциональной неуравновешенностью испытывал явно не он. То есть, выходит, не я. И это хорошая новость.
— Вижу, ты меня понимаешь. Славно, что так. Добрый совет — единственное, чем я могу тебе помочь, — заключил Хабба Хэн. — Сроду не был знахарем и никого не исцелял — ни взглядом, ни оплеухами, ни Кристаллами Смирения. Не знаю, чего там наобещал тебе мой добрый друг Джуффин, но подозреваю, врал напропалую, как всегда.
— Вероятно, у него были на то серьезные причины, — рассудительно предположил я.
В общем-то, не могу сказать, что поведение сэра Джуффина Халли казалось мне сейчас образцовым, но чувство долга было превыше личных обид, а оно велело мне всеми силами защищать репутацию непутевого шефа.
— Разумеется, у него были причины, — неожиданно согласился Хабба Хэн. — Я, как уже говорил, не исцеляю от душевных хворей, не помогаю укрепить дух, обрести целостность, или как там это у вас называется… Но найти меня может только тот, кто способен проделать все это самостоятельно. Я не знахарь и не лекарство, просто встреча со мной — признак выздоровления.
— Я, как уже говорил, не исцеляю от душевных хворей, не помогаю укрепить дух, обрести целостность, или как там это у вас называется… Но найти меня может только тот, кто способен проделать все это самостоятельно. Я не знахарь и не лекарство, просто встреча со мной — признак выздоровления. Думаю, Джуффин хотел проверить, так ли все с тобой плохо, как кажется. Ну и на зерна мои он рассчитывал, не без того. Не удивлюсь, если это и была его главная цель. Наш общий друг весьма к ним пристрастился.
— А что за зерна вы все время упоминаете, если, конечно, это не тайна? — полюбопытствовал я.
— Какая может быть тайна, если тебе придется доставить мою посылку? Но вынужден тебя разочаровать. Зерна как зерна, отличная приправа к любому блюду и камре, но ничего таинственного в них нет. Правда, до сих пор никто не удосужился придумать им название, зато у моих зерен есть кое-что поважнее, чем имя, — аромат. Джуффину очень нравится их пряный привкус, а добыть зерна непросто, растут они только на Границе.
Он так выделил интонацией слово «граница», что мне стало ясно: речь идет о чем-то большем, чем, скажем, нейтральная полоса между Соединенным Королевством и Графством Хотта.
— Что за Граница? — спросил я.
— Просто Граница. Между «здесь» и «не здесь», если угодно. Или между «так» и «этак», между «есть» и «нет», между «сейчас» и «прежде» — как ни поверни, все будет какой-то частью правды.
Будь я сейчас в обычном состоянии, почувствовал бы себя полным болваном. И несомненно, сперва устыдился бы, а потом дал бы волю раздражению и даже гневу: что ж он, гад, надо мной смеется?!