Кроме того, я, во-первых, объелся так, что шевелиться не хотелось, во-вторых, разжился старым, но абсолютно целым лоохи с чужого плеча, а в-третьих — и это главное! — один добрый человек не поленился зайти домой, благо его дверь соседствовала со входом в трактир, и принести мне свои старые сапоги. Страшные, как подвалы Иафаха, зато разношенные и очень мягкие, именно то, что требовалось моим разбитым ногам. Можно было больше не содрогаться, вспоминая, что придется пешком возвращаться в Портовый Квартал. Вот это действительно удача!
Одна пьяненькая старушка сгоряча захотела немедленно меня усыновить. Пятеро ее собственных взрослых детей, только что отметивших в «Жирном индюке» какой-то семейный праздник, открыто не возражали, но косились на меня с заметным опасением. Пришлось спешно придумывать, будто старшина нищих связал меня какой-то страшной клятвой, так что теперь я от него никуда не денусь. Старушка расплакалась от жалости, а ее дети вздохнули с явным облегчением. На радостях эта семейка отдала мне все, что оставалось у них в карманах. Думаю, до сих пор вспоминают ту ночь, радуются, что дешево отделались…
Наконец ночное небо начало понемногу сереть, двери «Жирного индюка» заперли на замок, а улицы окончательно опустели.
Я закутался в дареное лоохи, прислонился к фонарному столбу и задремал. Во сне я, как и предвидел с самого начала, скрежеща зубами, гонялся за Кобой — к счастью, безуспешно. Старшина нищих все время как-то умудрялся от меня улизнуть.
Впрочем, он нашел куда более действенный выход из положения. Пришел наяву и бесцеремонно прервал мой младенческий сон. Грубо потряс за плечо и сказал: «Давай-ка поднимайся».
Делать нечего, пришлось просыпаться.
— Устал? Ничего, у меня тут совсем рядом есть одна секретная нора, — утешил меня Коба. — Там и поспишь, незачем тебе через весь город босиком тащиться… Ага, да ты уже обут! И одет к тому же. Молодец, сэр Макс. Шустрый какой!
— Кроме того, я сыт и богат, — буркнул я. — И практически усыновлен, еле отбрыкался от такой удачи. Но устал зверски, действительно. Нет в жизни счастья, вечно что-нибудь да не так.
«Нора» оказалась всего в нескольких минутах ходьбы от трактира, тут Коба не соврал. Это была довольно просторная комната, расположенная в подвале какого-то нежилого помещения — не то склада, не то мастерской, я так и не понял. Чтобы туда попасть, нам с Кобой пришлось долго спускаться по узкой скрипучей лестнице с веревочными перилами.
Внутри, впрочем, было сухо и тепло, а на полу лежали ветхие, но мягкие ковры. Больше мне, собственно, ничего и не требовалось.
Я вывернул карманы, вывалил к ногам Кобы свою добычу, а сам растянулся на ковре. Тело, измученное сперва неожиданным возвращением в детство, а после — долгим сидением на тротуаре, тут же великодушно простило мне все издевательства и тихонько запело от счастья.
Некоторое время в «норе» царила блаженная тишина, нарушаемая только перестуком монет. Наконец Коба сосчитал мою добычу и покачал головой.
— Полный провал твоей затеи, сэр Макс, как и следовало ожидать. Зато я неплохо заработал.
— Почему провал? — равнодушно удивился я. — Твои люди обычно больше приносят?
— Напротив, гораздо меньше. Говорю же, я неплохо заработал… Но тебе не помог. И пожалуй, не смогу. Тебе не нужно учиться не хотеть денег, они тебе и так не нужны. Нынче ночью ты мог бы принести мне несколько горстей или, напротив, сотню корон — в твоей жизни от этого ничего не изменится, верно? Я тебя даже не побил бы в случае неудачи. Не говорю уже о том, что положение в иерархии нашего цеха тебе до одного места, ты в нашу жизнь не навсегда пришел, а всего-то на день. Поэтому ты оказался удачливей всех моих подопечных, вместе взятых. Ничему ты у меня не научишься, ясно?
— Ясно, — разочарованно вздохнул я. — А может, еще раз попробуем? Например, сейчас. Ты сам говорил, что утро плохое время для попрошаек. К тому же я очень хочу спать. Можешь поставить мне условие: пока я не принесу еще дюжину корон, ты мне поспать не дашь. Тогда мне будет очень трудно не хотеть денег, и может быть, я все-таки научусь… Что скажешь?
— Голова у тебя хорошо работает, — хмуро сказал Коба. — Но знаешь, сэр Макс, я уже и сам не рад, что с тобой связался. Я же чувствую, что ты на меня сердишься — еще с того момента, как мы в Новый Город шли. А если я сейчас выгоню тебя на улицу, рассердишься еще больше, хоть и сам предложил… Я, видишь ли, не готов умереть сегодня же, еще до заката. И завтра — нет, не готов. Понимаешь, о чем я толкую?
— Ты чего, Коба? — я сделал вид, будто страшно удивился. — С какой стати мне тебя убивать? Я же сам попросил помочь, и ты согласился.
— Это потому, что не подумал, — проворчал он.
— С какой стати мне тебя убивать? Я же сам попросил помочь, и ты согласился.
— Это потому, что не подумал, — проворчал он. — Не разобрался сперва, с кем имею дело. Недооценил тебя… Конечно, ты не станешь меня убивать. Но видишь ли, сэр Макс, даже сильный человек вроде меня вполне может отбросить копыта только потому, что ты недоволен его поведением. И не делай вид, будто не понимаешь, о чем я толкую.