На сей раз перечитать написанное я не успел, поскольку не то боковым зрением, не то и вовсе затылком углядел, что в трактире творится неладное. Прежде я бы вряд ли что-то заметил, закопавшись в писанину, но вместе с личностью сэра Шурфа мне досталась его способность полностью контролировать ситуацию. И это оказалось очень кстати — за столом у противоположной стены понемногу разгорался пожар. Скорее всего, чья-то газета вспыхнула от вылетевшего из трубки уголька.
Рассуждал я в неплохом темпе, но действовал гораздо быстрее. Метнулся к источнику опасности с кувшином камры наперевес. Плеснул щедро, от души, рассудив, что заказ можно будет повторить, а гасить пламя следует наверняка, не жалея жидкости, даже если имеешь дело с крошечным костерком. Огонь — серьезный противник, в схватке с ним лучше переусердствовать, чем проявить хоть малейшее неуважение.
Забавно тут вот что. Унаследовав наблюдательность и замечательную реакцию сэра Шурфа, я остался при своих близоруких глазах, в этом смысле ничего не изменилось. Так что я довольно поздно понял, что выплеснул камру вовсе не в разгорающийся костер, а прямо в лицо одного из немногочисленных посетителей «Душистых хрестиков», солидного, нарядного джентльмена. Как он на меня посмотрел! До сих пори честно говоря, неловко вспоминать. Но в тот момент мне было все равно. То есть я прекрасно осознавал свою ошибку и был готов сделать все, чтобы подобное не повторилось, но обычного в таких случаях жгучего, тягостного стыда я не испытывал. И это, надо сказать, было просто спасение.
— Да, так со мной еще никто не здоровался, — наконец сказал пострадавший. — Бьюсь об заклад, мальчик, тебя ко мне Джуффин за зернами послал. Верно?
Мне понадобилась примерно секунда, чтобы свести концы с концами и понять, что происходит и кто, собственно, передо мной. Неплохой результат; будь я в своем обычном состоянии, минуты две блеял бы нечто несусветное, глупые вопросы задавал бы, всем своим видом изображая недоумение, а после — изумление и восторг.
Но на сей раз обошлось. Я сразу пришел к единственному верному выводу: передо мной сидит неуловимый Магистр Хабба Хэн, собственной персоной, мокрый и взъерошенный по моей милости. Протянул ему салфетку и сделал знак трактирщику, чтобы принес еще. Тот явился незамедлительно, с полотенцами и миской ароматной воды для умывания.
— Примите мои извинения, — сказал я, когда трактирщик удалился. — Ваше пылающее лицо сбило меня с толку, и я бросился гасить пожар.
— Догадываюсь, — улыбнулся незнакомец, с заметным интересом оглядывая свое темно-лиловое лоохи, почти безнадежно испорченное. — Обычное дело. Но как правило, человек успевает понять, в чем дело, прежде, чем встанет с места и отыщет кувшин с водой. А ты уж больно шустрый.
— Разумеется, я готов возместить ущерб, — смиренно объявил я. — Ваш костюм серьезно пострадал.
— Ерунда, — отмахнулся он. — Даже дозволенной вашими дурацкими законами магии достаточно, чтобы вывести любое пятно. Не о чем тут говорить. Так что, тебя послал Джуффин? Я прав? Дались ему эти зерна!..
— Если вас зовут Хабба Хэн, сэр… — начал я.
— Именно так меня и зовут.
— В таком случае я действительно должен передать вам привет и поклон от сэра Джуффина Халли. Именно от него я получил совет вас отыскать. Но я не понимаю, о каких зернах речь? Сэр Джуффин ничего об этом не говорил.
— Может, и не говорил, — согласился Хабба Хэн. — Я и без того знаю, что ему от меня нужно. А для него не секрет, что я в курсе. Да ты садись, не смущайся. После такого впечатляющего знакомства вполне можно обходиться без церемоний. Считай, побратались.
Я послушно уселся напротив и принялся его разглядывать. Даже теперь, когда на смену огненному лику пришла нормальная человеческая физиономия, внешность Хаббы Хэна оставалась совершенно незаурядной. Очень смуглый, почти темнокожий, а глаза светлые, серо-зеленые, прозрачные, как озерная вода. Из-под лилового, в тон лоохи, тюрбана выглядывала соломенно-желтая коса, не такая длинная, как у нашего великого путешественника сэра Манги Мелифаро, давным-давно давшего зарок никогда не стричься, но тоже весьма внушительная. Резкие складки у рта выдавали солидный возраст и жесткий нрав, но лоб был гладок, как у младенца, и вокруг глаз ни единой морщинки. В левую ноздрю крупного, изящно вылепленного носа вдето крошечное кольцо из драгоценного металла, шею украшал ярко-красный обруч, больше всего похожий на туго затянутый ошейник. Потом мое внимание привлекли сложенные на столе руки с длинными ухоженными ногтями. Правая была такой же смуглой, как лицо, левая — бледной до синевы, как кожа подземного жителя.
Впрочем, все это не имело почти никакого значения. Важно другое — передо мной, вне всяких сомнений, сидело практически совершенное существо, напрочь лишенное обычных человеческих слабостей. Хабба Хэн был настолько собран, спокоен и безмятежен, насколько это вообще возможно. Сейчас я мог оценить это как никто. Оказавшись в шкуре сэра Шурфа, я, можно сказать, физически страдал от чужого несовершенства, как страдал бы человек с тонким музыкальным слухом на сельской свадьбе, где подвыпившие, неумелые музыканты играют вразнобой, как бог на душу положит, не позаботившись даже сговориться о том, чтобы всем играть одну и ту же мелодию. Прохожие на улице, рыжая красотка в книжной лавке, трактирщик и немногочисленные завсегдатаи «Душистых хрестиков» — все они о чем-то беспокоились, беспричинно суетились, неправильно двигались и неритмично дышали. Если бы не способность отстраняться от собственных переживаний, я бы, пожалуй, совсем извелся, а так ничего, только на ус мотал, запоминал, как мы все, оказывается, выглядим с точки зрения сэра Лонли-Локли, который, между прочим, носит белые одежды Истины — не зря, ох не зря…