— Вы верите в Бога, дон Франсиско? — произнес старый археолог. — Считаете ли вы себя потомком Адама и Евы, одним из огромного множества людей, за которых отдал жизнь Иисус Христос, Сын Божий? Помните ли вы о подвиге и жертве Спасителя? Живы ли в вашей душе любовь к Нему и надежда на прощение? Хотите ли вы покаяться, очистить себя от скверны и спастись от адских мук?
Он сделал паузу и взглянул на часы. Вероятно, момент для этой речи был рассчитан с точностью до секунд — издалека, из Апакундо или другого ближнего местечка, донесся едва слышный перезвон колоколов. Звонили к заутрене.
Физиономия Писарро казалась высеченной из камня. Я знал, что он слышит колокольный звон — слух у вампиров превосходный. Когда колокола умолкли, он осенил себя крестным знамением и сказал:
— Кто вы такой, сеньор, чтобы говорить со мной о Боге и спасении души? Вы не похожи на священника… Или теперь святые отцы уже не носят ни крестов, ни сутан?
— Крест — вот он, — молвил дон Луис и, к моему удивлению, вытащил из-под рубахи крестик на шнурке. — Но я не священник, дон Франсиско, я Луис Барьега, тот, кто сдвинул камень с вашей могилы. Я изучаю жизнь людей вашего времени и то, что случилось в старину. Я профессор университета в Гаване и ваш друг. — Подумав, он добавил: -Если вы не возражаете, маркиз.
Писарро приподнял шпагу, и длинное лезвие сверкнуло в солнечных лучах.
— Если вы не священник, к чему вам заботиться о моей душе? К чему спрашивать, верю ли я в Спасителя и надеюсь ли на Его милость? Какое вам до этого дело, сеньор?
— Я — испанец и христианин! — Старый археолог гордо выпрямился. — Разве этого не достаточно? Разве не должен я помочь ближнему, имея такую возможность? Протянуть ему руку, принести надежду на спасение? Разве я…
— Не надежду вы принесли, но меч! — оборвал его Писарро. — Пришел с вами воин, вызванный мной, и в руке его — клинок! Или мои глаза меня подводят?.. — Он иронически усмехнулся и погладил бороду. — Нет, не подводят! Рыцарь этот мне знаком, как и его оружие!
— Он не будет с вами сражаться, — заверил дон Луис и прошипел на английском: — Спрячьте меч, дон Педро! Спрячьте, заклинаю вас! Иначе он мне не поверит!
Я сунул катану в ножны, но рукоять из пальцев не выпустил. Упыри хитры и коварны, и речь о божественном могла в любой момент смениться звоном клинков.
— Смотрите! — воскликнул дон Луис, касаясь моего плеча. — Смотрите, дон Франсиско! Он пришел сюда не как ваш враг! Он явился не один, а со мною, с мирным старым человеком, и со своей сеньорой супругой. И он пришел без своего мушкета! Разве это не доказательство? Разве вы не видите, что он не желает вас убивать?
Лицо Писарро уже не казалось каменным. Черты его дрогнули, шпага опустилась к земле, и мой противник спросил тихим глуховатым голосом:
— Зачем же тогда он здесь? Зачем, сеньор профессор?
— Он умеет излечивать… хм-м… таких… — археолог замялся, — таких людей, как вы.
Черты его дрогнули, шпага опустилась к земле, и мой противник спросил тихим глуховатым голосом:
— Зачем же тогда он здесь? Зачем, сеньор профессор?
— Он умеет излечивать… хм-м… таких… — археолог замялся, — таких людей, как вы. У него есть для этого особое лекарство.
— Умеет излечивать, — повторил Писарро с недоверчивым видом. — Что же он не излечил моих воинов — там, в ущелье? Или его лекарство — свинец, разбивший их черепа? Пули из его мушкета? Его кинжал и меч?
Дон Луис не успел ответить, как заговорила Анна.
— У дона Педро, моего супруга, очень мало лекарства. Он не может вылечить всех и не может помочь тем, кто не желает исцеления. Их он может только убить.
Наступила тишина. Сжимая рукоять катаны, я думал о том, что дон Луис действует верно, воззвав к религии и Богу. Он, несомненно, разбирался в средневековой психологии и знал, на какие кнопки следует давить — страх перед адом, спасение души, Господня милость и прочее из той же оперы. Может быть, это проймет Писарро до самых печенок или хотя бы заставит призадуматься. То, что он явился к нам в позапрошлую ночь, и то, что рассказывал Анне, такой надежды не исключало. Метаморфоза с его плотью уже произошла, но он еще не ощущал себя вампиром — в той степени, как это бывает с другими детьми Сатаны, питавшимися кровью сотни лет и мнившими себя владыками людского рода. Проще говоря, он еще не превратился в закоренелого упыря; очевидно, он даже страшился содеянного.
Так что шанс, пожалуй, был! Станет клиент человеком, откажется от бредовых идей по захвату Кубы и закончит жизнь в мирных беседах с доном Луисом и его коллегами. Возможно, как особо ценный экспонат, сделается сенсацией и удостоится всемирной славы… И пропечатают его портреты в журнале «Лайф» и в «Комсомольской правде», предъявит его зрителям канал «Дискавери», а «Аргументы и факты» настряпают кучу статей — в самом ли деле он Писарро или ловкий самозванец. Воистину блестящее будущее!
Внезапно Писарро заговорил, но не о Боге и не о своей душе. Вопросы посыпались градом; ему хотелось знать, что произошло с его братьями Гонсало и Эрнандо, с его детьми, с основанным им городом Лимой, с землями, что он завоевал, и с великой испанской державой. Конечно, об этих вещах дону Луису было известно побольше, чем инициантам из местных жителей; он отвечал, и лицо Писарро мрачнело, ибо не было в ответах ничего хорошего. Кроме, вероятно, известий о городе Лима: стоит и даже процветает.