Но тут в комнате возник один из полицейских и резко поднял Стивенса со стула.
— Я еще не допил кофе! — запротестовал тот.
— Скажи спасибо, что я не свернул тебе твою грязную шею, приятель! — рявкнул полицейский.
Майкл Ребус поднялся вслед за Стивенсом, но молчал как убитый.
— Имя! — вскричал Стивенс. — Просто назови мне имя! Если откажешься помочь, дружище, все это будет напечатано большими буквами на первых полосах! Назови мне имя!
Он кричал не переставая всю дорогу вниз по лестнице. До самой последней ступеньки.
— Хорошо, я ухожу, — сказал он наконец, вырвав руку из цепкой пятерни полицейского.- Ухожу. Вы слегка сплоховали на посту, да, ребята? Ладно, пока я не буду вас закладывать, но в следующий раз будьте настороже. Идет?
— Убирайся отсюда к чертовой матери! — напутствовал его полицейский.
И Стивенс убрался к чертовой матери. Он сел в машину, мучительно терзаемый разочарованием и разгоревшимся любопытством. Господи, он был почти у цели! Но как прикажете понимать слова гипнотизера? Дело раскрыто. Неужели? Если это правда, он должен первым узнать все подробности. Он не привык проигрывать без боя, тем более что обычно такие игры велись по его правилам. Нет, так дело не пойдет.
И все же игра доставляла ему огромное удовольствие.
Но если дело раскрыто, значит, времени в обрез. И если не удалось добиться правды от одного брата, значит, надо идти к другому. Стивенс догадывался, где находится Джон Ребус. В тот день интуиция его не подводила. Он чувствовал вдохновение.
25
— Ну что ж, Джон, история совершенно невероятная, но я уверен, что такое возможно. Безусловно, это лучшая зацепка, которая у нас есть, хотя трудно представить себе человека, ненавидящего вас так сильно, что он готов убить четырех невинных девочек, лишь бы подсказать вам, кто станет последней жертвой.
Старший суперинтендант Уоллес переводил взгляд с Ребуса на Джилл Темплер и обратно. Слева от Ребуса сидел Андерсон. Руки Уоллеса лежали на столе, пухлые, бледные, как дохлые рыбы, рядом — авторучка.
Просторный, не заставленный мебелью кабинет производил впечатление надежности, уверенности в себе, как и его хозяин. На все вопросы тут всегда находились ответы, а решения принимались исключительно правильные.
— Теперь проблема в том, чтобы его найти.
Если мы предадим обстоятельства дела гласности, это может его спугнуть, а попутно и поставить под угрозу жизнь вашей дочери. С другой стороны, обращение к общественности было бы, вне сомнения, самым быстрым способом его разыскать.
— Ни в коем случае!… — Взволнованный голос Джилл Темплер прозвучал вызывающе в этом тихом кабинете, но Уоллес взмахом руки заставил ее замолчать.
— Пока я просто размышляю вслух, инспектор Темплер, просто бросаю камешки в пруд.
Андерсон сидел неподвижно, как мертвый, уставившись в пол. Формально он уже был в отпуске- и в трауре, но настаивал, чтобы его держали в курсе расследования, и суперинтенданту пришлось согласиться.
— К сожалению, Джон, — начал Уоллес, — вы не сможете больше заниматься этим делом…
Ребус встал.
— Сядьте, Джон, прошу вас! — Взгляд у супера был жесткий и прямой, взгляд настоящего полицейского старой закалки. Ребус снова сел. — Хотите верьте, хотите нет, но я знаю, какие чувства вы сейчас испытываете. Однако на карту поставлено слишком многое. Это дело касается каждого жителя Эдинбурга, а вы слишком сильно в нем увязли. Вряд ли вы сможете сохранять спокойствие и объективность, и тогда общественность и пресса поднимут крик, что полиция сводит с преступниками личные счеты, попирая закон.
— Я понимаю только одно: без меня Рив ни перед чем не остановится. Ему нужен именно я.
— Совершенно верно. И разве не глупо было бы с нашей стороны преподнести вас ему на блюдечке? Мы сделаем все, что сможем, не меньше, чем смогли бы вы. Предоставьте это нам.
— Между прочим, армейское начальство никакой информации вам не даст.
— Им придется это сделать. — Уоллес принялся машинально вертеть в руках свою авторучку. — В конечном счете, у нас с ними один хозяин. Их заставят все сообщить.
Ребус покачал головой:
— Для них закон не писан. Специальный военно-воздушный полк практически даже не является частью армии. Если они не захотят вам ничего сообщать, будьте уверены — они вам ни черта и не сообщат. — Ребус ударил по столу рукой. — Ни черта!
— Джон! — Джилл, пытаясь успокоить Ребуса, стиснула ему плечо. Она и сама уже разозлилась, как фурия, но при этом знала, когда следует хранить молчание, лишь взглядами выражая гнев и недовольство. Для Ребуса, однако, имели значение именно поступки. Он слишком долго — и с каким успехом! — отстранялся от проблем реальной действительности.
Ребус решительно поднялся с низенького стула — никто из присутствующих никогда не видел его таким: настоящий сгусток энергии и грозной силы — и молча вышел из кабинета. Суперинтендант посмотрел на Джилл.
— Он отстранен от дела, Джилл. Нужно ему это втолковать. Мне кажется, между вами, — он сделал паузу, выдвинув и вновь задвинув ящик стола, — между вами установилось взаимопонимание. Во всяком случае, в мое время это обычно называлось так. Так вот, вам следует помочь ему понять, в каком он положении. Мы возьмем этого типа, но только без Ребуса, одержимого желанием отомстить. — Уоллес бросил взгляд на застывшее лицо Андерсона. — Мы не можем позволить себе суд Линча, — продолжал он. — По крайней мере в Эдинбурге. Как на это посмотрят туристы? — Вдруг на лице у него появилась холодная улыбка. Он перевел взгляд с Андерсона на Джилл, потом встал из-за стола. — Все это становится очень похоже на…