— Вот увидишь, нас ждет нечто особенное, — то и дело твердил Рив. — Я нутром чую.
Расположившись как-то раз на ночлег, мы едва успели влезть в спальные мешки, чтобы пару часов вздремнуть, как вдруг в палатку заглянул наш часовой.
— Тут такая штука, — сбивчиво забормотал он.
— Тут такая штука, — сбивчиво забормотал он. — Даже не знаю, как и сказать… — Внезапно повсюду вспыхнули фонари и замелькали винтовки, палатку распороли, а нас схватили и избили до полусмерти. Люди, чьих лиц не было видно из-за бьющего в глаза света, непрерывно орали нам что-то на незнакомом языке. Удар прикладом по почкам убедил меня в том, что все это происходит наяву. Наяву.
Камера, в которую меня бросили, тоже существовала наяву. Она была чудовищно загажена, забрызгана кровью. В ней имелись вонючий тюфяк и параша. Больше ничего. Я лег на отсыревший тюфяк и попытался уснуть, ибо знал, что сон — это первое, чего меня здесь лишат.
Неожиданно загорелся свет, яркий настолько, что, прожигая череп, буквально заставлял кипеть мой мозг. Потом раздались громкие звуки — звуки побоев и допроса, начавшегося в соседней камере.
— Оставьте его в покое, ублюдки! Я вам головы поотрываю, мать вашу! — Я принялся стучать в стену кулаками и башмаками, и шум прекратился. Громко захлопнулась дальше по коридору дверь, мимо моей камеры проволокли чье-то тело, все затихло. Я знал, что настанет и мой черед.
Я ждал, ждал целыми часами, целыми днями, без пищи и воды, а стоило мне закрыть глаза, как из стен и потолка раздавался звук, похожий на тот, что издает застрявший на пустой волне, но включенный на полную громкость приемник. Я лежал, зажав уши руками.
Отстаньте, ублюдки, отстаньте, отстаньте!
Вы ждете, что я сломаюсь? Как бы не так! Ведь, если я не выдержу, пойдет прахом моя армейская карьера, окажутся напрасными муки многомесячной подготовки. Поэтому я громко пел самому себе песенки. Я царапал ногтями рисунки на стенах камеры, мокрых и заплесневелых, и выцарапал там свою фамилию в виде анаграммы: Е. БРУС. Я играл в уме в разные игры, придумывал ключи к решению кроссвордов и короткие лингвистические шутки.
Выживание я превратил в игру. Мне приходилось постоянно напоминать себе о том, что, в каком бы мрачном свете ни рисовалось мне будущее, все это только игра.
И еще я думал о Риве, который меня об этом предупреждал. Для нас действительно придумали нечто грандиознее. Рив был, пожалуй, единственным человеком в подразделении, которого я мог считать своим другом. Я спрашивал себя, не его ли тело проволокли по полу за дверью моей камеры. Я за него молился.
По прошествии какого-то времени мне принесли еду и кружку бурой воды. Еда выглядела так, словно ее зачерпнули из грязеотстойника и сразу просунули в маленькое отверстие, которое внезапно образовалось в моей двери и столь же внезапно исчезло. Силой воображения я заставил эти холодные помои превратиться в бифштекс с двумя видами овощей, после чего положил полную ложку этого лакомства в рот и тотчас же выплюнул все обратно. Попытался напиться. Вода отдавала железом. Я демонстративно вытер рукавом подбородок. Я был уверен, что за мной наблюдают.
— Передайте мои поздравления повару! — крикнул я.
Потом я почувствовал, что проваливаюсь в сон, будто в яму.
Я очнулся в воздухе. В этом не было никакого сомнения. Я находился в вертолете, и струя воздуха била мне прямо в лицо. Постепенно я пришел в себя и открыл глаза в кромешной тьме. На голове у меня было что-то вроде мешка, а руки связаны за спиной. Я чувствовал, как вертолет то резко снижается, то вновь набирает высоту.
— Очухался, что ли? — Кто-то ткнул меня прикладом.
— Да.
— Отлично. Тогда сообщи мне наименование твоего полка и подробности задания. Нам некогда с тобой возиться, сынок. Так что лучше выкладывай все сейчас.
— Отвяжись!
— Надеюсь, ты умеешь плавать, сынок. Сейчас у тебя будет отличная возможность поплавать. Мы находимся примерно в двухстах футах над Ирландским морем и собираемся выпихнуть тебя из этой треклятой вертушки со связанными руками. Ты шмякнешься о воду, точно о бетонное покрытие, соображаешь? Либо помрешь, либо будешь оглушен.
Ты шмякнешься о воду, точно о бетонное покрытие, соображаешь? Либо помрешь, либо будешь оглушен. Рыбы сожрут тебя заживо, сынок. А твой труп никогда не найдут — во всяком случае, здесь. Ты понимаешь, что я говорю? Голос был казенный, деловитый.
— Да.
— Отлично. Итак, наименование твоего полка и подробности задания.
— Отвяжись! — Я старался не выдавать своего волнения. Статистика несчастных случаев пополнится еще одной жертвой — гибель во время учений, никаких вопросов. Я разобьюсь о поверхность моря, как лампочка о стену.
— Отвяжись! — повторил я, твердя про себя нараспев: это игра, всего лишь игра.
— Это не игра, уверяю тебя. Теперь не игра. Твои друзья уже раскололись. А один из них — кажется, Рив — раскололся, так сказать, в буквальном смысле. Ну ладно, ребята, бросайте его!
— Постойте…
— Приятного купания, Ребус!
Чьи-то руки схватили меня за ноги и за туловище. Во тьме мешка, насквозь продуваемый яростным ветром, я начал сознавать, что совершаю серьезную ошибку.