— Убийства! — заорал Ребус. — Я из полиции! Пришел задать вам несколько вопросов.
— Чего? — Она отступила немного назад и уставилась на него, а Ребус готов был поклясться, что увидел в потускневшей черноте ее зрачков слабый проблеск былого интеллекта.
— Чего еще за убийства? — спросила она.
Неудачный денек. В довершение всего опять пошел дождь, колючие струи ледяной воды потекли по лицу и за шиворот, начали просачиваться в башмаки. Совсем как в тот день у могилы старика… Неужто он был там только вчера? Многое может случиться за двадцать четыре часа — по крайней мере с ним.
К семи вечера Ребус обошел шестерых из четырнадцати человек, значившихся в его списке. Со стертыми ногами, по горло налившись чаем, но жаждая чего-нибудь покрепче, он вернулся к командной коробке из-под башмаков.
На краю болотистого пустыря стоял Джек Мортон, озирая размокший глинозем, по которому были там и сям разбросаны кирпичи и разнообразные обломки.
— Адски неприятно здесь умирать.
— Она умерла не здесь, Джек. Вспомни, что сказал судебный медик.
— Ну, ты же знаешь, что я имею в виду.
Да, Ребус это знал.
— Кстати, — сказал Мортон, — педик-то ты.
— За это надо выпить, — подвел итог Ребус.
Пили они в самых убогих эдинбургских барах, в тех барах, куда никогда не заглядывали туристы. Они пытались избавиться от мыслей об этом деле, но не могли. Чем страшнее убийство, тем сильнее захватывает расследование; не дает думать ни о чем постороннем и заставляет еще больше работать; гонит в кровь адреналин и не позволяет отступить или бросить дело на полпути.
— Пойду-ка я, пожалуй, домой, — проговорил Ребус.
— Нет, выпей еще.
Джек Мортон начал пробираться к стойке с пустым стаканом в руке.
Ребус, путаясь в мыслях, вновь задумался о своем таинственном корреспонденте. Он подозревал Рону, хотя подобные выходки не вполне в ее стиле. Подозревал свою дочь Сэмми, быть может, решившую отомстить отцу, вычеркнувшему ее из своей жизни. Члены семьи и знакомые поначалу всегда числятся в главных подозреваемых. Но письма может писать любой человек — любой, кто знает, где Ребус работает и где живет.
А что, если опасаться следует кого-либо из сослуживцев?
Но кто бы ни был автором писем, зачем, ради Христа, он это делает?…
— Вот, пожалуйста, две чудесные пинты пива за счет заведения.
— Похвальная забота об интересах общества, — одобрил Ребус.
— Или об интересах заведения, да, Джон? — Мортон посмеялся собственной шутке и вытер пену с верхней губы. Он заметил, что Ребус не смеется. — О чем задумался? — спросил он.
— Это серийный убийца, — сказал Ребус. — Наверняка. И значит, наш приятель будет продолжать свое черное дело.
Мортон поставил стакан на стол: ему вдруг расхотелось пива.
— Эти девочки учились в разных школах, — продолжал Ребус, — жили в разных районах города, имели разные интересы, разных друзей, исповедовали разную веру и стали жертвами одного и того же убийцы, причем без каких-либо признаков сексуального надругательства. Мы имеем дело с маньяком. Найти его можно только чудом.
У стойки завязалась драка — по-видимому, из-за крупного проигрыша в домино. На пол упал стакан, и в баре ненадолго воцарилась тишина. Потом одного забияку увели на улицу приятели, а другой, оставшийся лежать у стойки, бормотал что-то подошедшей к нему женщине.
Мортон отхлебнул большой глоток пива.
— Слава богу, мы не на дежурстве, — сказал он. — Пойдем есть карри?
Мортон дожевал вареную курицу и бросил вилку на тарелку.
— Наверно, мне следует потолковать с ребятами из министерства здравоохранения, — проговорил он, морщась. — Или из комитета по торговым стандартам. Это было что угодно, только не курица.
Они сидели в небольшом ресторанчике неподалеку от Хеймаркет-стейшн. Фиолетовое освещение, стены, обтянутые красной тканью, и тихие звуки ситара для создания восточного колорита.
— Мне показалось, ты ел с удовольствием, — заметил Ребус, допивая пиво.
— Да, с удовольствием, но это не курица.
— Ну, раз ты получил удовольствие, тогда и жаловаться не на что. — Ребус сидел развалясь, вытянув ноги, перекинув руку через спинку стула и дымя, наверное, тысячной за день сигаретой.
Мортон с трудом наклонился к напарнику:
— Джон, всегда найдется, на что пожаловаться, особенно если при этом удастся не платить по счету.
Он подмигнул Ребусу, откинулся на спинку стула, рыгнул и полез в карман за сигаретой.
— Не еда, а настоящие отбросы, — сказал он.
Ребус попытался сосчитать, сколько сигарет выкурил за день он сам, но рассудок подсказал ему, что заниматься подобными подсчетами не следует.
— Интересно, что замышляет в данный момент наш приятель убийца? — осведомился он.
— Может, хочет карри доесть? — предположил Мортон. — Беда в том, Джон, что он может выглядеть совершенно нормальным парнем, живущим вполне добродетельной жизнью с женой и детьми, этаким рядовым работягой. А под этой личиной скрывается обыкновенный псих.
— Нашего убийцу «обыкновенным» не назовешь.
— Это верно.
— Но, возможно, ты прав. Ты хочешь сказать, что это оборотень — наподобие Джекила и Хайда, так?
— Именно. — Мортон стряхнул пепел на стол, и без того уже забрызганный соусом карри и пивом. Он пялился на свою тарелку так, точно не мог понять, куда подевалась вся еда. — Джекил и Хайд. Ты попал в самую точку. Знаешь что, Джон, я бы сажал этих ублюдков на миллион лет, на миллион лет — в одиночку размером с коробку из-под башмаков. Вот как бы я поступал.