Первой предпосылкой, на основе которой можно было бы подумать об отказе от войны де-факто, было бы, конечно, обязательство русских отказаться от наступательных военных действий против Финляндии, но если бы и появилось такое обязательство, мы едва ли смогли бы поверить в то, что противник не воспользуется полученными сведениями о наших планах, чтобы обмануть нас, создать для нас трудности и посеять зерна раскола между нами и немцами. Кроме того, существовали причины предполагать, что немцы могли перехватить телеграммы или иным способом узнать о происходящем. Обязательство, сделанное финской стороной, которое удовлетворяло бы русских, заставило бы немецкую сторону вмешаться в это дело и предпринять контршаги, а мы полностью зависели от них в экономическом отношении. Из этого следовало, что пока у нас не было достаточной свободы действий для того, чтобы последовать рекомендации премьер-министра Черчилля и выйти из войны.
В ответе правительства Финляндии, который передали послу США 4 декабря, было повторено, что Финляндия ведёт оборонительную войну в целях обеспечения своей безопасности. Одновременно сообщили, что «финские военные силы в настоящее время уже почти добились своей стратегической цели».
6 декабря Англия объявила войну Финляндии.
Позднее и нота правительства, и моя телеграмма подверглись суровой критике, прежде всего на судебном процессе над военными преступниками. С другой стороны, компетентные лица задавали вопрос: мог ли ответ, выраженный в иной форме, предотвратить объявление Англией войны, если этого требовали русские?
В день независимости Финляндии, 6 декабря 1941 года, общество узнало сразу о трёх значительных событиях. В этот день парламент торжественно известил о том, что освобождённые территории воссоединились с республикой, а в зале Мессухалли в Хельсинки на патриотическом празднестве, где выступил с речью президент республики, публике сообщили и о взятии Медвежьегорска и об объявлении Англией войны.
На мой взгляд, было весьма опасно, что государственная власть в одностороннем порядке аннулировала территориальные статьи мирного договора от 1940 года, ещё до заключения мира и не имея представления о его будущих условиях, и объявила Выборгскую ляни снова вошедшей в состав Финляндии. Хотя эта акция, возможно, и подняла эмоциональный настрой в тот момент, всё же следовало ожидать, что она вызовет критику за рубежом, и нам придётся терпеть унижения в процессе заключения мира.
Горько осознавать, что наши отношения с Англией, которая во время Зимней войны так сильно поддерживала нас, сейчас, после многолетнего гармоничного сотрудничества, как в экономике, так и в политике, были окончательно разорваны. Это случилось без малого спустя два года после того январского дня, когда Уинстон Черчилль в одном из радиовыступлений прославил борьбу финского народа с превосходящим противником, угрожавшим уничтожить нас:
…
«Одинокая Финляндия, эта достойная восхищения, гордо сражающаяся страна, стоящая на пороге смертельной опасности, показывает, на что способны свободные люди. То, что Финляндия сделала для человечества, неоценимо. Мы не знаем, какая судьба выпадет на долю Финляндии, но, будучи свидетелями скорбной драмы, остальная часть цивилизованного мира не может равнодушно относиться к тому, что этот мужественный народ Севера будет разбит превосходящими силами и ввергнут в рабство, что хуже смерти. Если тот свет свободы, который так ясно пока ещё сверкает на Севере, погаснет, это будет возвращением к временам, во мрак которых канут результаты двухтысячелетнего развития человечества, не оставив ни малейшего следа».
Такое проявление безусловного сочувствия в устах человека, занимавшего столь высокое положение, в те времена обнадёживало и придавало мужества народу Финляндии в его неравной борьбе. Когда сейчас Англия официально объявила войну, это не могло не породить горького разочарования и послужило одновременно свидетельством того, что морали нет места в большой политике. И всё же трудно понять, какую пользу для себя извлекла Англия, объявив нам войну.
Характеризуя операции, проведённые в первый год войны, следует в заключение рассказать о событиях на фронте мыса Ханко. Там война с самого начала приобрела характер позиционной борьбы, с которой были связаны зачастую весьма оживлённые артиллерийские перестрелки. Для наступления сил в достатке у нас не было, поскольку 17-ю дивизию в августе необходимо было перебросить в Восточную Карелию. Здесь остались лишь подразделения береговой обороны и шведский добровольческий батальон, командовал которым подполковник X.Берггрен. Тактически на этом фронте стремились подавить гарнизон противника с помощью местных атак по суше и по морю в надежде, что с приходом зимы он окажется в изоляции.
Учтя эту возможность, русские посчитали лучшим уйти с Ханко по собственной инициативе. Это решение было выполнено в ночь на 3 декабря. На сухопутном фронте войска противника связать не удалось, но транспортные суда, вышедшие в море, потерпели серьёзный урон на минных заграждениях и от огня артиллерии.