Люк совсем забыл о собеседнике, но тут его речь прервал бодрый голос:
— Очевидно, потому что вам есть что сказать.
— Есть ли, Алекс? Вы правда так считаете? Вот я не уверен. Я не хочу заканчивать книгу, над которой сейчас работаю, потому что она недостаточно хороша, чтобы стать моим последним произведением. Самое желанное, что я могу представить, так это проснуться хоть раз с моим любовником, но этому не бывать, потому что я его скорее всего никогда не увижу. Иногда я прихожу на радио, а в голове совсем пусто. Я просто представляю, как произнесу через пару месяцев: «Волна «ВИЧ» — ваша станция для затемнения сознания по слабоумию от СПИДа! Двадцать пять минут тишины в час гарантированы!
Но я Лаш Рембо, и я отказываюсь замолчать и умереть. И я понапрасну трачу свои последние издыхания на треп о людях вроде вас, которые сделали нечто стоящее в этом мире. Я знаю, что мне этого не дано. Черт, наверное, из?за меня геев ненавидят еще больше. Так держать, дружище. Производи на свет отпрысков. Иначе кто?то сделает это за тебя, кто?то вырастит засран?цев, идиотов и психов. Если ты способен сотворить большее, то ты молодец в отличие от меня.
К черту! К черту все! Я ухожу.
Он отсоединил дозвонившегося, снял наушники и выключил микрофон. Сорен в ужасе уставился на него. Люку было плевать. Он чувствовал себя так, словно последние несколько лет в нем уживались две личности, а теперь они резко слились воедино. Насилие над мозгом получилось сродни анальному сексу без смазки. Он опустил веки и закрыл лицо руками.
— Люк? — произнес Сорен мягким, осторожным голосом. — Что случилось?
— Не знаю, — раздался хриплый гортанный ответ из пересушенного горла. — Я не могу больше этим заниматься.
— Я не могу больше этим заниматься. Парень прав. Я не хочу переделать мир, я просто хочу, чтобы он погиб вместе со мной.
— Тот парень не говорил, что…
— Я тебе это говорю.
Люк отодвинулся от радиостанции и встал. Закружилась голова, подкосились ноги. Сорен оказался достаточно близко, чтобы подхватить его, обвить грудь жилистыми руками, сжать ее крепко.
— Что ты мелешь, Люк? Ты правда больше не хочешь вести «ВИЧ»?
— Я не могу. — Люк положил голову Сорену на плечо. Сорен опустил его на стул, не выпуская из рук. — Я чертовски устал… я знаю, что мне не закончить книги… все, чего я хочу, это быть с Траном.
— Ты знаешь, что это невозможно.
— Но если я умру, не предприняв попытки, то я трус. Меня не терзают сожаления о содеянном. Я переживаю лишь о том, на что не решился.
— Понимаю. Но ты же пытался вернуть Трана, и это ни к чему не привело. Тебе нужно выполнить важную работу, Люк. Или ты хочешь провести остаток жизни в погоне за мечтой?
— Да.
— Так, значит, бросаешь станцию?
— Сорен… — Люк заметил, как у молодого напарника опустились плечи. «ВИЧ» была самой важной частью его существования. — Та группа поддержки, в которую ты ходишь. Там обсуждалась роль эмоций для больного человека?
— Конечно.
— За последние полгода я стал злее и совсем загнулся. Во мне словно ничего не осталось, кроме битого стекла и гнилых гвоздей. Я больше не хочу распространять это дерьмо. Только одна вещь способна сделать меня счастливым, и я попытаюсь заполучить ее. Или ты хочешь, чтобы я под конец захлебнулся в своей желчи просто из?за того, что она хорошо звучит с твоей пиратской радиостанции?
— Мне казалось, ты так же предан «ВИЧ», как и я. Думал, что ты расточаешь гнев себе на пользу. Ты один в ответе за свои эмоции, Лукас.
Люк знал, что это правда, но чуть не взорвался, чуть не закричал, что его эмоциональное состояние навязано химическими процессами и обстоятельствами. Однако это противоречило принципу свободной воли, которая оставляла надежду. Люк не мог понять, как превратился в столь жалкого плаксу.
— Ты во всем прав, — сказал он Сорену. — Прости, что огорчаю тебя, но я вынужден сделать этот шаг.
Сорен кивнул и стал складывать оборудование в картонную коробку. Люк не мог определить, насколько разозлил компаньона. Может, признание ошибок и извинения из уст Лукаса Рэнсома так удивили его, что он временно сдался.
Джонни Бодро слушал их разговор с палубы. Теперь он протиснул свое высокое тело в кабину и придвинул деревянный ящик к креслу Люка. Медленно свернул косяк с липкой зеленой марихуаной, которую вырастил на болоте кто?то из его немногочисленных друзей. Когда он зажег самокрутку, Люк заметил у уголка его рта новое пятнышко саркомы, темное, как синяк, в дрожащем свете спички.
Джонни выдохнул голубой дым и спросил:
— Вы тут правда решили прикрыть дело?
— Я этого не хочу, — сказал Сорен. — Но мы не можем работать без Люка. Он незаменим.
— Слава богу, мне всегда найдется замена.
— Ты это о чем?
— Вижу, не лучший момент, но я сам собрался в отставку. Не просто бросить лодку, а…
Он приставил к виску указательный палец, изображая пистолет.
— Почему именно сейчас? — спросил Люк.
— Ну… — Джонни на коленях сплел руки, белые и сильные, с тонкой, но неизменной полоской машинного масла под ногтями. — Два дня назад умер мой брат.
— Брат?.. — Сорен с Люком перебросились удивленными взглядами. — Мы не знали, что у тебя…